Сорок лет были потрачены только на возведение фасада «Рождества Христова». Причина такой медлительности – в самом Гауди. Католик-иррационалист считал эту свою работу миссией, приравнивая ее к апостольской. Однажды на замечание, что он работает слишком медленно, Гауди ответил: «Мой заказчик не торопится».
Скажем больше: «заказчик» не только не торопил, но и «подсказывал» идеи. Не случайно Гауди избрал образ жизни отшельника-аскета, пищу вкушал самую скромную. Правда, сразу после назначения его на должность главного архитектора собора он какое-то время вел светскую жизнь: ходил в театры, кафе, прилично одевался, что совсем было ему не свойственно. Но ко времени Великого поста все эти «замашки» разом и навсегда исчезли. Как это часто бывало с Гауди, его пренебрежение к себе дошло до абсурда. Он обносился настолько, что прохожие стали подавать ему милостыню. Тогда друзья тайно сняли мерки с его обносок и купили ему новый наряд, который дон Антонио благосклонно принял.
Живя отшельником, Гауди часто погружался в трансовое состояние. Его посещали видения, в которых он видел детали собора. Только после этого архитектор продолжал работу, скрупулезно воплощая эти детали в реальности. Так же было и с Рафаэлем, который только тогда написал свою Мадонну, когда она сама явилась ему во сне.
Гауди настолько следовал своему наитию, что это порой создавало немало проблем. Например, для скульптурной группы «Бегство в Египет» он сделал гипсовый слепок с понравившегося ему ослика. Но для работы над «портретом» требовался «оригинал». Хозяин ни в какую не желал отпускать животное для позирования. Гауди потратил уйму времени и сил, чтобы заполучить именно этого ослика, ибо именно такой являлся ему в видениях. Кстати сказать, для фигур, украсивших порталы и стены собора, Гауди позировали непрофессиональные натурщики. Христа Гауди лепил с 33-летнего рабочего, Иуду – со смотрителя стройки, царя Соломона – с уличного бродяги, римского солдата – с бармена, имеющего шесть пальцев на ноге.
Без сомнения, Гауди обладал глубокими эзотерическими познаниями. Образцом совершенства считал куриное яйцо – один из главных эзотерических символов. Ведь из него образовалась Вселенная. Уже в нашем веке великий сюрреалист Сальвадор Дали использовал яйцо в качестве основного символа своего творчества.
Нелюбовь Гауди к прямым линиям тоже имеет свое объяснение. Извилистые, многоуровневые поверхности, по мнению Гауди, символизируют множественность миров, бесчисленность измерений.
Кто же финансировал безумные проекты гениального архитектора?
Испанский двор и власти предержащие не слишком жаловали барселонского чудака с еретическими наклонностями. Бог даровал ему земного ангела-хранителя в лице дона Эусебио Гуэля, которого называли «человеком с тонкой душой и толстым кошельком». Если бы не он, ни один замысел Гауди не был бы воплощен. Гуэль буквально боготворил Гауди и старался снабжать заказами, которые и давали деньги на возведение Саграда Фамилия.
Расходы дона Эусебио приводили в ужас его управляющего, который говорил всем и каждому: «Я наполняю карманы дона Эусебио, а Гауди их опустошает!»
«Опустошение» это продолжалось до рокового дня – 7 июня 1926 года, когда 74-летний Гауди попал под трамвай. В этот день он, как всегда, после работы шел по обычному маршруту на вечернюю службу. Он вполне мог бы выжить, но таксисты ни за что не хотели везти в больницу неизвестного оборванца.
Дух великого иррационалиста вознесся на небо, прах же был погребен там, где он жил и работал, в крипте недостроенного собора.
В 1936 году анархисты подожгли мастерские Гауди. Огонь уничтожил все его наброски и чертежи. Это на целых двадцать лет остановило строительство собора.
В недостроенном храме создан небольшой музей, посвященный жизни Гауди и его вселенским замыслам. Там – его посмертная маска и макет собора, сделанный им из веревок и грузов.
На средства, вырученные от посещения музея, стало возможным продолжить строительство. Но словно какая-то властная сила не дает этого сделать. Оно и понятно – у современных строителей нет божественного, как у Гауди, «соавтора».
Возможно, пять поколений барселонцев ждут завершения строительства совсем по другой причине. Ведь полное название последнего творения Гауди – Искупительный храм Святого Семейства. Напомним также, что строился он во славу католической церкви. «Соавтору» Гауди сверху было хорошо видно, что не может быть славы во грехе. Может быть, недавнее сенсационное всенародное покаяние Папы Римского Иоанна Павла II позволит снять наконец заклятие с храма, и недалек тот день, когда дух великого Гауди воплотится в современном архитекторе, который завершит дело, начатое 117 лет назад.
Дьявол и опальная валькирия
Она ушла из жизни во сне. Как праведница. В отличие от того, кто соблазнил ее дух. Мировые средства массовой информации сообщили о том, что 9 сентября 2003 года в Баварии на 102-м году жизни скончалась Лени Рифеншталь. Знаменитый кинорежиссер-документалист ХХ века, автор фильмов о Гитлере и фашизме.
Ее называли «нераскаявшаяся Лени», потому что она не признавала своей вины за все, что содеял воспетый ею человек и его режим. Лени Рифеншталь говорила: «Чего хотят от меня эти журналисты? Какого раскаяния? Я осуждаю нацизм. Разве можно предъявлять художнику такое обвинение – политическая безответственность? А как насчет тех, кто снимал во времена Сталина? Эйзенштейн, Пудовкин. Если художник целиком отдается своей художественной задаче и добивается успеха, он вообще перестает быть политиком. Надо судить его по законам искусства».
А вот родившийся 9 сентября 1828 года Лев Николаевич Толстой считал не так: «Нет раскаяния – потому что нет движения вперед. Раскаяние – это как пролом яйца или зерна, вследствие которого зародыш и начинает расти. Самое существенное деление человечества: на людей с раскаянием и людей без раскаяния».
Жизнь и смерть волею Высшей Судьбы сошлись в одном осеннем дне. И каждая из неразлучных сестер, как всегда, предложила нам свою версию того, что есть триумф Истины.
Она появилась на свет 22 августа 1902 года в Берлине. Когда ему, Адольфу Шикльгруберу, было уже 13 лет. Чертова дюжина! Первая зловещая мистическая веха на пути сближения столь не похожих по рождению людей.
Австриец из обывательской семьи – и девочка из столицы кайзеровской Германии, где у нее были вполне обеспеченные и благополучные родители.
Впрочем, мать Лени заплакала, когда ей впервые показали младенца. В прозрачных бесцветно-голубых глазах новорожденной мелькнул какой-то таинственный свет, трагическое значение которого было понятно только матери. Но мать была женщиной типично кайзеровской эпохи, послушная главе семьи. И, естественно, она не решилась поделиться всякими мистическими глупостями с мужем! Тем более что муж был человеком не только жестким и тираническим, но и крайне раздражительным. По воспоминаниям самой Лени, он мог прийти в ярость от того, что пуговица на воротнике его кителя не так туго застегнута, как ему хотелось бы! И этим он мало отличался от австрийца Алоиса, отца Адольфа.
