— Непременно. Когда?
— Когда пожелаешь.
— Как тебя найти?
— Не трудись. — Она улыбнулась еще шире, открывая пассажирскую дверцу пикапа, садясь на сиденье. — Скажи только словечко, и я отзовусь.
У Джека по спине побежали ледяные мурашки.
Джек шагнул в больничную палату и застыл на пороге. На краешке кровати сидел отец в больничной, застегивающейся на спине рубахе, обутый в маленькие тапки, ел из тарелки зеленое желе «Джелло».
— Господи боже мой! Папа... очнулся!
Отец посмотрел на него, свежий, отдохнувший, как будто сидел за стаканчиком у себя на передней веранде.
— Джек? Ты здесь? Это ты?..
Голубые глаза ярко вспыхнули за стеклами очков в стальной оправе. Волосы влажные, спутанные, щеки только что выбриты. Если бы не синяки на лице да забинтованная голова, никаких признаков серьезных повреждений.
— Я... — Джек замотал головой. — Глазам своим не верю. Вчера вечером у тебя была кома семь балллов, а сейчас...
— Мне сообщили о приезде сына. Я решил, это Том. Хотя, если подумать, вспоминаю твой голос.
— Я все время с тобой разговаривал.
— Правда? Может, поэтому я и очнулся — не мог поверить, что ты здесь, захотел убедиться собственными глазами. — Он со вздохом посмотрел на сына. — Надо было попасть в катастрофу, чтобы ты явился?
— Что ты мелешь! — возмутилась Аня, которая, задержавшись в дверях, поудобнее устроила Ирвинга, а теперь направлялась к кровати, поманив за собой Джека. — Будь полюбезнее, Томас.
— Аня! — воскликнул отец с загоревшимся взглядом. — Что ты тут делаешь?
— Меня Джек привез. Мы сразу подружились. — Она обеими руками схватила его за правую руку. — Ну, как ты?
— Отлично. Лучше с каждой минутой, особенно после того, как вытащили катетер. — Он передернулся. — Врагу не пожелаешь...
— Вот она! — прозвучал женский голос с сильным акцентом. Джек, оглянувшись, увидел маленькую худенькую испанку в халате уборщицы, стоявшую рядом с могучей сестрой Шок, указывая пальцем на Аню. — Я вам про нее рассказывала.
Неизменно суровая сестра Шок сверху вниз взглянула на уборщицу и пророкотала:
— Расскажите еще раз, что видели.
— Я в ванной мыла раковину. Она зашла, протянула руку и говорит: «Хватит, Том. Хорошо поспал. Теперь вставай». Прямо так и сказала.
Аня от нее отмахнулась со смехом:
— Может быть, я это каждый день говорю?
Женщина покачала головой:
— Как только она вышла, он сел и спрашивает, не проспал ли завтрак.
— В самом деле? — улыбнулся отец. — Не помню. Проснулся в тумане, а сейчас уже много лучше. — Улыбка погасла. — Говорят, я попал на дороге в аварию, но ничего не помню.
Уборщица по-прежнему тыкала пальцем в Аню.
— Бруха!
Познания Джека в испанском позволяли понять, что это значит «ведьма».
— Ну, хватит, Гита, — приказала Шок, — принимайтесь за дело.
Та, бросив на Аню последний опасливый взгляд, быстро выскочила. Сестра Шок подошла к отцу, измерила кровяное давление, кивнула, что-то записала в планшетку.
— Как дела? — спросил он.
— Прекрасно, — улыбнулась Шок, сохранив, как ни странно, мрачное выражение. — На удивление хорошо. К вам зайдет доктор Хуэрта.
— Кто он такой?
— Она. Ваш лечащий врач с той минуты, как вас доставила «скорая помощь».
— Ну, пускай поторопится. Я отправлюсь домой, как только доем желе.
Джек с сестрой одновременно начали возражать, заявляя, что со столь серьезными травмами этого делать не следует, и так далее и тому подобное. Безрезультатно.
— Не люблю больницы. Чувствую себя прекрасно. Поеду домой.
Джек уловил в отцовском тоне знакомую с детства окончательную решимость. Значит, папа настоит на своем.
— Никто вас не пустит, — отрезала Шок. Он взглянул на нее через очки:
— Может быть, я слегка не в себе, но с каких пор стал собственностью больницы?
Сестра заморгала. Видно, никогда не слышала такого вопроса.
— Вы, конечно, не собственность больницы, однако с той минуты, как вас вкатили в дверь, находитесь на ее ответственности.
— Понимаю и ценю, — кивнул он. — Судя по тому, как сейчас себя чувствую, вы замечательно поработали. В больнице мне больше нечего делать, поэтому я собираюсь домой. В чем проблема?
— Папа, проблема в том... — начал Джек, чувствуя, что его терпение лопается. Отец изображает глухого. — Дело в том, что ты попал в серьезную катастрофу...
— Слышал. Ничего не помню, поэтому вынужден полагаться на чужие свидетельства.
— Это правда, — заверил Джек. — Я сам видел твою машину. Разбита в лепешку.
Отец сморщился, покачал головой:
— Куплена меньше года назад. Надо бы вспомнить.
Джек наблюдал за выражением его лица. Что в глазах — страх? Папа боится? Чего?
— Не в том суть. Ты три дня пролежал в коме и через минуту или через час, через день снова можешь потерять сознание.
Отец напряженно улыбнулся:
— Тогда вы меня опять сюда привезете. — Он протянул к сестре Шок руку с иглой от капельницы. — Вытащите, пожалуйста.
— Без распоряжения доктора не могу, — отказалась она.
— Ладно, сам вытащу. — Он дернул прикреплявший иглу пластырь.
— Господи боже мой, папа, — охнул Джек.
— Хорошо, хорошо, — уступила сестра. — Только обождите, поднос принесу.
Когда она вышла, Джек взглянул на Аню, которая до сих пор не сказала ни слова, потом на отца, который, спустив с плеч больничный халат, срывал с себя провода и присоски кардиомонитора.
— Может, вы его уговорите? — обратился он к ней. — Мне явно не по силам.
Аня покачала головой, Ирвинг высунулся из большой соломенной сумки.
— Я должна принимать за него решения? Он вполне нормален.
— Ведет себя как ненормальный.
— Хочет уйти из больницы, поскольку прекрасно себя чувствует. Что тут ненормального?
Спасибо за помощь, мысленно поблагодарил Джек. Папе лучше еще хоть денек полежать, убедиться в стабильности состояния. Надо как-нибудь преодолеть непреодолимое упрямство.
Аня пристально взглянула на него:
— Поставь себя на его место. Что в ты сделал?
Удрал бы отсюда домой ко всем чертям, подумал Джек, хотя вслух ничего не сказал.
— Я гораздо младше и...
Ирвинг юркнул обратно в сумку, в палату с озабоченным видом вошла сестра Шок с подносом, остановилась в ногах кровати, качая головой при виде брошенных на покрывало датчиков монитора.
— Я догадывалась, что сбои на мониторе возникали оттого, что вы их срывали, но точно не могла сказать.
Через несколько минут след от внутривенной иглы был перевязан марлевым бинтом, отец встал, огляделся.
— Теперь только одежду верните.
— Ее пришлось выбросить. — У Джека возникла надежда. — Она была залита кровью. Слушай, может, переночуешь здесь еще разок, а я утром пораньше приеду с вещами. Что скажешь?
