— Вы абсолютно правы. Вздор вызывает неразбериху в душе.
Джиллиан глубокомысленно покивала и из вежливости решилась взять более светский тон.
— Вы, наверное, не бывали в Америке? Ваш английский почти безупречен, однако…
— Однако вы уже поняли, что я иностранец. Естественно. — Сосед помолчал. — Нет, Атлантику я однажды пересекал, правда давно, и занесло меня в Мексику. В Мехико, если точней говорить. Город, взрастающий среди болот, произвел на меня очень сильное впечатление.
Джиллиан не нашлась что ответить. Мехико, кажется, и впрямь строили на болотах, но это было в далекие, незапамятные времена.
— Да-а, — протянула она, чтобы что-то сказать.
— Впрочем, в вашу страну я действительно еду впервые. И мне, если уж быть честным, немного не по себе. — Попутчик зябко повел подбородком. — Такие пространства…
— Извините, господин граф, — перебила его подошедшая стюардесса. — Мы собираемся подавать коктейли, не хотите ли что-нибудь заказать?
— Я — нет, спасибо, но может быть… — Мужчина глянул на Джиллиан. — Почту за честь, если вы позволите мне угостить вас.
Та уже мучилась, испытывая несказанное удовольствие от предложения и огорчаясь тем, что по правилам, применимым к ее возрастной категории, его следовало бы отвергнуть. В конце концов победил соблазн.
— Благодарю, — кивнула она церемонно. — Я бы предпочла джин с тоником. Танкарайский джин, если он у вас есть.
— Танкарай и тоник, — повторила стюардесса, запоминая, потом опять обратилась к соседу развязной девицы. — Если вы не хотите коктейль, господин граф, то позвольте напомнить, что выбор вин у нас просто отменный.
— Спасибо, но — нет. Я не пью и вина. — Один повелительный кивок — и стюардесса исчезла.
— Она назвала вас графом! Это действительно так? — Джиллиан уже знала ответ и трепетала от восхищения. Ее импозантный попутчик, оказывается, настоящий аристократ! Ох, поскорей бы добраться до дома! Она уже представляла, как совершенно буднично и безразлично уронит на дружеской вечеринке: «Дорога обратно, конечно, казалась бы долгой, но мне не давал скучать один европейский граф». Приятно будет полюбоваться, как вытянутся физиономии у некоторых жеманниц и задавак.
— В наше время титул — лишь форма вежливого обращения, — рассеянно улыбнулся сосед. — Жизнь идет, в ней меняется многое. Теперь мало кто уважает родовые права.
Джиллиан, знавшая кое-что о европейской истории, кивнула.
— Как грустно. Вам, должно быть, трудно мириться с тем, что произошло с вашей родиной?
Выпалив это, она вдруг сообразила, что понятия не имеет, откуда граф родом, и стала прикидывать, как бы поделикатней об этом спросить.
— Ваша правда, но тем не менее с родиной у меня очень крепкие связи. А перемены, что ж, они происходят всегда. Приходится привыкать, приспосабливаться. Или меняйся, или умри — другого выхода нет.
Вглядываясь в это умное, интеллигентное и чуть опечаленное лицо, Джиллиан вдруг осознала, сколько горя и безысходности может скрывать понятие «эмигрант».
— Ужасно! — выдохнула она. — Вы сейчас показались мне таким одиноким.
— Подчас от этого состояния не уйти, — отстраненно заметил граф.
— Но, конечно, у вас есть семья… — Джиллиан прикусила язык. Она ведь читала о революциях, о кровавых расправах над знатью. Если всю родню графа безжалостно истребили, то…
— О да. Правда, мы живем обособленно, розно. Нас не так много, как в прежние времена, но некоторые пока еще выживают. — Граф поднял голову. — Ага, вот и ваш коктейль. — Стюардесса сняла с маленького подноса бокал и подала его Джиллиан. — Какую валюту вы принимаете?
— А что вы предлагаете, сэр? — Стюардесса ослепительно улыбнулась.
— Доллары, фунты, франки. Выбирайте. — Он вынул из внутреннего кармана бумажник.
— Тогда с вас доллар и пятьдесят центов. — Девушка взяла деньги и, поблагодарив, убежала за сдачей.
Джиллиан подняла чуть запотевший бокал, его содержимое голубовато мерцало.
— Большое спасибо. За вас! — Напиток был холоден и неожиданно крепок.
— Вы очень добры, — механически отозвался попутчик. — Скажите, — спросил он другим, более заинтересованным тоном, — что вы намереваетесь преподавать?
— Английский, — ответила Джиллиан. — Конечно английский.
— Язык? — Граф явно был удивлен.
— Ну… не совсем. Немного грамматики, немного стилистики, немного письма и много свободного чтения. — Это звучало по-взрослому и солидно, но ей почему-то сделалось грустно.
— Но, конечно же, вам вовсе не хочется всю свою жизнь доказывать зевающим от скуки подросткам, что немного грамматики, немного стилистики и немного письма им в жизни не повредят? — спросил очень мягко сосед и умолк, ожидая ответа.
— Иногда мне кажется, что я сама не знаю, чего хочу, — пробормотала вдруг Джиллиан, пугаясь собственной откровенности.
— Мне думается, что вам более по душе исследовать европейские замки, чем преподавать английский в Де-Мойне. — Взгляд графа сделался пристальным. — Я прав?
— Да, наверное, — произнесла она медленно и, досадливо морщась, вернулась к коктейлю.
— Тогда почему же вы не противитесь уготованной вам участи?
Это был запретный вопрос — из тех, что Джиллиан сама не осмеливалась себе задавать, а уж безымянный аристократ с темными проницательными глазами и вовсе не имел на то права. Разозлившись, она набрала в грудь воздуха, чтобы поставить нахала на место, но тот вдруг сказал:
— Одна бесконечно дорогая мне женщина когда-то считала, что ей не хватит жизни на то, чтобы осуществить свои замыслы. Вы должны понимать, что очень долгое время европейское общество было связано строгими традициями и условностями, а моя знакомая принадлежит к очень знатному французскому роду. В свои девятнадцать она ужасно боялась, что ей уготована участь всех женщин ее круга. Сейчас… — Лицо попутчика озарила улыбка. — Сейчас она на раскопках в Иране. Она добилась великолепных успехов в археологии, и все потому, что не позволила себе пойти на поводу у чьих бы то ни было ожиданий в ее отношении.
Джиллиан, настроенная на резкую отповедь, не упустила случая вставить:
— А повлияли на ее выбор, конечно же, вы?
Она сознавала, что начинает дерзить, но не находила другого способа дать кое-кому тут понять, что разговор этот ей не по нраву.
— Повлиял ли я на ее выбор? Нет, не думаю. Скорее, это она изменила меня. — В темных глазах собеседника промелькнуло нечто схожее с нежностью. — Она удивительна, непредсказуема и постоянна в упорстве, с каким добивается того, чего хочет. — Попутчик, будто очнувшись, провел ладонью по лбу. — Простите меня, — обратился он к Джиллиан. — Все мы порой оказываемся во власти воспоминаний. Я вовсе не хотел показаться бестактным. Я просто высказал предположение, что вам не следует позволять окружающим подталкивать вас к решениям, с которыми вы изначально не очень согласны.
