Жива, или животная душа не сама по себе, это скорее продукт «обмена веществ», взаимодействия духа, души небесной и плотского тела. Ее еще ошибочно называют эфирным телом, а йоги говорят точнее: пранамайя коша, или тело праны. Обители праны - кровь, нервы и костный мозг. У меня тело тощее, зато души целых две, – явный избыток, вот я с тобой Живой и поделился!
После этого заявления в глазах у меня потемнело, и голова пошла кругом, - хвастовство как всегда пошло не впрок. Кровопотеря, это не самое страшное, а вот жизненной силы в сражениях с Серыми демонами я потерял не мерянно. Отданное Кате, похоже, было последней каплей.
Уже ставшим привычным усилием мне удалось справиться с дурнотой, и такая оперативность пугала до неприятного холодка «под ложечкой». Помогла энергия темного мира, по первому зову наполнившая тело. Катя быстро отшатнулась от меня, побледнела, глаза ее испуганно расширились: - Что с тобой Платон, ты - это Ты?!
Девушка замерла, ожидая ответа, и врать ей не хотелось. Тем более что она видела, как я зачерпнул силу из преисподней, что делало ложь не просто бессмысленной, а вредной – мне нужно было Катино безусловное доверие.
Видение, штука не столь редкая в нашем мире, как может показаться. Миллионы мистически озабоченных людей отчаянно домогаются его, бесплодно проводя часы в отупляющих «медитациях». Участвуют в дурацких ритуалах и травятся галлюциногенами, исправно давая корм тысячам оккультистов, «йогов», продавших за «тридцать серебряников» мирского благополучия свою юношескую мечту о спасении мистиков и прочих мошенников всех видов.
Все напрасно: - видение, - как хвост лисицы, пока зверюга носится за ним по кругу, - все без толку. А успокоилась, увлеклась неотрывно другим, - вот он, рыжий, рядом, - только внимание обрати!
Ключи к видению в Великом Пределе[81] противоположностей: намереваться не желая, натянуть лук и отпустить стрелу намерения, более не колебля ее ветром внимания. Аллегорий много, а суть одна: видение всегда в нашем распоряжении, и, одновременно, недоступно алчущим. Близок локоть…
Но в жизни каждого неизбежно приходит время, когда виденье становиться доступно. Приближаясь к любому пределу в своей жизни, мы невольно приближаемся к видению. А Великий предел смерти делает видящими всех. Жаль ненадолго и, как правило, поздно…
Екатерина Викторовна пересекла свой предел, и не отправилась в далекое путешествие по «дороге смерти» только из-за моей крови. Фактически она разделяла со мной мою Живу, а значит, – мой мир, со всеми его особенностями. Среди них было и видение устрашающих и чудесных сторон мира.
Надо было бы подготовить девочку заранее, да кто же знал, где «соломку стелить». Сейчас эта «соломка» была бы не лишней, мне предстояло сообщить Катерине о том, что она связала свою жизнь с демоном. - Ну, что ты, Катенька, как в первый раз. Не бойся меня. (Это, точно, чего боятся той, что уже умерла…) Да, я нелюдь, демон, живу в Аду и блюю огнем. Но тебе плохого не сделаю, точнее, сделаю все, чтоб не сделать.
Ах, бля! Хотел сказать как лучше, а получилось – как всегда. Глаза девушки угрожали вывалиться из орбит, а тело напряглось и изготовилось к бегству. Стараясь казаться спокойной, она начала потихоньку расстегивать молнию на кармане рюкзака. Как мне помнилось, Глок был упакован как раз там.
Надо было улаживать возникшее недоразумение и улаживать быстро. Я продолжил, не давая Кате времени прийти к ошибочным выводам и начать меня мочить из моего же любимого ствола. - У меня двойственная природа, уже говорил тебе, две души. Одна Адамова сына, другая – огненного ящера. Соответственно, и проблем вдвое больше: в преисподней жарко, а здесь вечно мерзну.
Обычно стараюсь демоническую природу в себе прижимать, и, особенно когда мне девчушки в ажурном белье на коленки не прыгают, мне это удается. Но когда меня тут слишком сильно убивать начали, пришлось черпануть энергии адской «полной чашей». Вот ты и отметила изменения в моей «морде лица». Если скосишь глаза к переносице, так что в глазах раздвоится, и попробуешь смотреть между двумя образами, увидишь мою светимость и все поймешь сама.
Катя слегка расслабилась, но посматривала на меня все равно не слишком доверчиво, да и руку из рюкзака убирать не спешила. Глаза, однако, к переносице свела, и честно постаралась «окунуться в мистические глубины видения».
Конечно, были у меня некие сомнения относительно успешности затеи по «экстренному курсу открытия третьего глаза в условиях реального боя». Сомнения то были, а делать что? Ждать, пока амазонка начнет в меня палить из чудовищного пистолета и пристрелит попутно пять-десять невинных пассажиров поезда, или тикать из вагона и оставить ее на заведомую погибель?
Был небольшой шанс, что из-за своего состояния или моей крови, плескавшейся в желудке, она сможет видеть. Естественно, ничего не вышло. Катюха посмотрела на меня скорее с обидой, чем с фанатичной ненавистью, и с вызовом произнесла: - Ты, что, издеваешься надо мной?! Так скажу, - не удачное время выбрал для этого.
Я тебе в одном поверю: - смерть рядом, спинным мозгом ее чувствую. И дыхание холодное меня морозит между лопаток вполне конкретно. А раз все равно помирать, так и страха нет, чего мне бояться?! Сейчас из тебя самого души твои вытрясу, обе сразу. Или сколько там у тебя есть, если не брешешь!
В поезде стало светлеть, и, через несколько секунд напряженного молчания, мы вылетели на Коломенский мост. Тьма и грохот отступили, унося с собой скопившееся напряжение, и мне подумалось, что самое время повторить сеанс обучения видению. Катерина расслабилась и не ожидала подвоха, а я вспомнил, чему меня учили старшие товарищи, и решил не сдаваться. - Хорошо, сейчас покажу тебе «правду мира». Сядь на краешек скамейки и спину выпрями. Хорошо. Теперь набери в грудь побольше воздуха и закашляйся, как будто поперхнулась.
Катя «сделала» недовольное личико, недоуменно пожала плечами, но спорить не стала и показательно-послушно закашлялась на весь вагон. И это было ошибкой, - не надо доверять людям на слово, а доверять демонам не стоит вообще никогда.
По крайней мере, так говорил мне старый йогин Иннокентий Леонидович, а Кеша, в силу своего йоговского воспитания, всегда говорил правду. Он же научил меня нехитрому, на первый взгляд, приему, подробно описанному в Кастанедовских[82] сказках.
