— Уходим отсюда! — закричал он Элу Зитнеру. — Здесь все затопит! Эл! Здесь все затопит!
Эл Зитнер, казалось, не слышит его. Лицом он напоминал лунатика или загипнотизированного человека. Он стоял в мокрой, в красно-синюю клетку спортивной куртке, в рубашке с отложным воротником от «Лакоста» с маленьким крокодильчиком на левой стороне груди, в синих носках с вышитыми на них с каждой стороны белыми клюшками для гольфа, в коричневых резиновых сапогах с резиновыми подошвами из «Л. Л. Бина». Наблюдал, как, возможно, миллион его личных инвестиций утопает в улице, и три-четыре миллиона инвестиций его друзей, парней, с которыми он играл в покер, играл в гольф, катался на лыжах в Рэнгли, где у него была таймшерная квартира в кондоминиуме. Внезапно его родной город — Дерри, штат Мэн — господи помилуй, стал выглядеть так же дико, как тот гребаный город, по которому итальяшки возили людей на длинных, узких каноэ. Волны перекатывались и бурлили между зданиями, которые еще стояли. Канальная улица оканчивалась зазубренной черной доской вышки для прыжков, нависшей над пенящимся озером. Так что не приходилось удивляться, что Зитнер не услышал Гарольда. Другие, однако, пришли к тому же выводу, что и Гарденер: нельзя вываливать в бегущую воду столько дерьма без катастрофических последствий. Некоторые побросали мешки с песком и дали деру. Гарольд Гарденер входил в их число. Потому и выжил. Другим повезло меньше, и они остались в непосредственной близости от Канала, горловину которого перекрыли тонны асфальта, бетона, кирпичей, штукатурки, стекла и товаров, стоимостью в добрых четыре миллиона долларов. Вода, не имея возможности попасть в Канал, разливалась, без разбора подхватывая и мешки с песком, и людей. Гарольд все время думал, что и ему не выбраться; как быстро он ни бежал, уровень воды поднимался еще быстрее. Но спастись ему все-таки удалось, поднявшись по крутому склону, заросшему кустами. Оглянулся он только раз и увидел мужчину, как ему показалось, Роджера Лернерда, главного специалиста по ссудам в кредитном союзе Гарольда, пытающегося завести свой автомобиль на стоянке у «Мини-торгового центра на Канальной». Даже сквозь рев ветра и воды он услышал, как затарахтел двигатель маленького автомобиля, вдоль бортов которого неслась черная вода. А потом, с оглушающим грохотом, Кендускиг выплеснулся из берегов и смахнул с лица земли и «Мини-торговый центр на Канальной», и ярко-красный автомобильчик Роджера Лернерда. Гарольд продолжил подъем, цепляясь за ветки, корни, за все, что выглядело достаточно крепким, чтобы выдержать его тяжесть. Высокая земля означала спасение. Как мог бы сказать Эндрю Кин, в это утро Гарольд Гарденер проникся идеей «высокой земли». И Гарольд слышал, как позади него продолжает рушиться центр Дерри. Звуки эти напоминали артиллерийскую канонаду.
4. Билл
— Беверли! — позвал он. Спина и руки гудели от боли. Ричи весил никак не меньше пятисот фунтов. «Положи его на землю, — шептал разум. — Он мертв, ты чертовски хорошо знаешь, что он мертв, так чего бы тебе ни положить его на землю?»
Но он не клал, не мог это сделать.
— Беверли! — вновь прокричал он. — Бен! Кто-нибудь!
Подумал: «Это то место, куда Оно забрасывало меня… и Ричи… только Оно забрасывало нас дальше… гораздо дальше. На что оно было похоже? Все уходит из памяти, я забываю…»
— Билл? — Ему ответил голос Бена, неуверенный и измученный, но достаточно близкий. — Где ты?
— Здесь, чел. Ричи со мной. Он… ранен.
— Говори. — Голос Бена приблизился. — Продолжай говорить.
— Мы убили Оно. — Билл двинулся на голос. — Мы убили эту суку. И, если Ричи мертв…
— Мертв? — Голос Бена наполнила тревога. Он находился близко, совсем близко… а потом его рука, ощупывая темноту, легонько коснулась носа Билла. — Что значит, мертв?
— Я… он… — Теперь они держали Ричи вместе. — Я не могу его увидеть. В этом все дело. Я н-не мо-огу е-его у-у-увидеть!
— Ричи! — крикнул Бен и потряс его. — Ричи, очнись! Очнись, черт тебя побери! — Слова наползали друг на друга, голос задрожал. — РИЧИ, ТЫ ОЧНЕШЬСЯ, ТВОЮ МАТЬ?
Из темноты раздался сонный, раздраженный, глуховатый голос:
— Хорошо, Стог. Хорошо. Не нужны нам никакие блинские купоны…
— Ричи! — взревел Билл. — Ричи, с тобой все в порядке?
— Сука отбросила меня, — ответил Ричи все тем же усталым голосом только что проснувшегося человека. — Я обо что-то сильно ударился. Это все… это все, что я помню. Где Бевви?
— Там же, — ответил Бен и быстро рассказал им о яйцах. — Я раздавил больше сотни. Думаю, все.
— Молю Бога, чтобы все, — сказал Ричи. По голосу чувствовалось, что он приходит в себя. — Опусти меня на землю, Большой Билл. Я смогу идти… Шум воды стал громче?
— Да, — ответил Билл. Все трое стояли в темноте, держась за руки. — Как твоя голова?
— Чертовски болит. Что случилось после того, как я отключился?
Билл рассказал им все, что мог заставить себя рассказать.
— И Оно мертво. — В голосе Ричи слышалось изумление. — Ты уверен, Билл?
— Да, — ответил Билл. — На этот раз я действительно у-у-уверен.
— Слава богу, — выдохнул Ричи. — Придержи меня, Билл, я сейчас блевану.
Билл придержал, Ричи блеванул, и они двинулись в обратный путь. То и дело ноги Билла отбрасывали в темноту что-то округлое. Осколки скорлупы яиц Паучихи, которые раздавил Бен, предположил он, и по телу его пробежала дрожь. Свидетельство того, что идут они в правильном направлении. И он радовался, что разбитые яйца сокрыты темнотой.
— Беверли! — прокричал Бен. — Беверли!
— Я здесь…
Ее ответный крик едва донесся до них, почти заглушенный рокотом воды. Они двинулись дальше, снова и снова зовя ее, ориентируясь по ее крикам.
Когда они наконец добрались до Беверли, Билл спросил, нет ли у нее спичек. Она вложила их ему в руку. Билл зажег одну и увидел их призрачные лица. Бен одной рукой обнимал Ричи, у которого подгибались колени, а из правого виска сочилась кровь. Беверли сидела, положив голову Эдди себе на колени. Повернувшись в другую сторону, он увидел лежащую на каменном полу Одру: ноги вытянуты, лицо смотрит в другую сторону. От паутинной упряжи практически ничего не осталось.
Спичка обожгла пальцы, и Биллу пришлось бросить ее. В темноте он неправильно рассчитал расстояние, споткнулся об Одру, едва не упал.
— Одра! Одра, ты ме-еня с-слышишь?
Он сунул руку ей под спину, усадил. Потом его рука нырнула под гриву волос, пальцы он прижал к шее. Нащупал пульс: медленный и ровный.
Зажег еще спичку, и когда вспыхнул огонек, увидел, как отреагировали ее зрачки. Но отреагировали рефлекторно, потому что она по-прежнему смотрела в одну точку, даже когда он поднес спичку к ее лицу так близко, что покраснела кожа. Она была жива, но ни на что не реагировала. Черт, такое хуже, чем смерть, и Билл это знал. Одра находилась в кататонии.
