Но затем он снова побелел как полотно.
— Это был всего лишь поцелуй, Клод.
— Альберт Поулинг! — прошептал он. — Скорее!
Мы спрятались за огромным шкафом, возвышавшимся уже на двенадцать футов, хотя еще минуту назад эта цифра равнялась восьми.
Шаги. Еще шаги. Разные шаги. А затем и слова.
— Я что-то слышал, — донесся голос мужчины.
— Да, дядюшка Тимфи, что это было? — ответил ему юноша.
— Думаю, это были голоса. Станли, Дювит?
— Да, дядюшка.
— Я хочу, чтобы вы были очень бдительными. Я не позволю этим городским указывать нам, как и что делать. Я здесь главный указчик. Мне все равно, что Идвид вернулся. Что мне этот Идвид? Он всегда ставит мне палки в колеса. Что с того, что он губернатор? Я приглядываю за Домом-на-Свалке. Я здесь зрячий. Я — главный дядюшка в этом доме, я! И меня будут уважать. Ладно, вы провели обход. Кто отсутствует, кого нет на месте?
— Туммиса, дядюшка.
— И Клода.
— Если на то будет моя воля, они не получат брюк. Где Муркус?
— На задании.
— И на каком?
Стук шагов по мраморным плитам.
— Опять эта птица.
— Поймать ее! Изловить ее!
Сидя в укрытии, я услышала, как затаившийся рядом со мной Клод прошептал: «О нет».
Пронзительный крик.
— Я поймал ее, дядюшка!
— Хорошие мальчики, хорошие.
— Хилари Эвелин Уорд-Джексон, — прошептал Клод. — О нет!
Еще шаги. Людей в комнате прибавилось.
— Смотрите, кто идет!
— Туммис Айрмонгер!
— Лейка! Лейка! Наконец-то я тебя нашел.
— Сверните ей шею! Сломайте ее! — завизжал тот, кого называли дядюшкой.
Последовал звук, похожий на треск ломающейся трости.
— Лейка! — послышался чей-то мучительный крик.
— Отлично, Муркус. Теперь отведи его наверх, лично к Амбитту.
И тогда все ушли. Тяжело дыша и вздрагивая, мы выползли из-за шкафа. На полу лежала чайка.
— О мой бедный, бедный Туммис! — сказал Клод.
— И бедная Лейка, — сказала я.
— Это должно прекратиться. Это неправильно, — сказал он. — Отдай мне дверную ручку, Люси, ради всего хорошего на этом свете.
Я распустила волосы и отдала ему ручку.
— Мы завтра увидимся? — спросила я.
— Да, да, — сказал Клод. Он был в панике. — Ты знаешь, где гостиная?
— С красным диваном?
— Точно. Мы обязательно встретимся там следующей ночью.
— Почему там?
— Так нужно. Я очень хочу увидеться с тобой там. Ох, все идет не так, как должно. Я отнесу эту штуковину Розамути. Это поможет, обязательно поможет. Следующей ночью, Люси, дорогая Люси!
Он заплакал, держа меня за руки и жарко целуя в губы. А затем ушел. Не думаю, что раньше он часто целовался. Но если он снова захочет это сделать, я не буду против.
Я тоже побежала. Побежала обратно к своим ведрам и щеткам. Я мчалась по лестнице, но было уже очень поздно. Настолько поздно, что через окна уже начинал проникать свет. День уже сражался с ночью. Я подумала, что во всем этом хаосе меня никто не хватится. Когда я вернулась вниз, все было тихо — так, как и должно было быть. Звуки доносились лишь с кухонь, в которых готовили завтрак. Ничего необычного. Мне удалось, подумала я. Я в безопасности. Теперь мне ничто не угрожает. Все закончилось, Клод мне поможет. Должен помочь. В конце концов, он хороший парень.
Да, он мне нравился. Я вдруг осознала это с необыкновенным удовольствием. Он, Клод Айрмонгер, мне нравится. На моем лице играла улыбка. Я поставила ведра на место и пошла в спальню. Я была в безопасности и чувствовала себя гораздо лучше. Думала о том, что нужно попытаться заснуть. Завтра я увижусь с ним снова. Все будет хорошо. Флоренс Белкомб, сказала я себе, Флоренс Белкомб и Клод Айрмонгер. Я открыла дверь. Все было тихо. Тупицы спали в своих кроватях. Я бесшумно проскользнула мимо них. Все было хорошо. Я почти добралась до своей кровати. Почти добралась. А затем увидела нечто странное. Кто-то сидел на табурете рядом с моей кроватью. Должно быть, я ошиблась. Несомненно, это место какой-то другой Айрмонгер. Она, эта другая, сидит, готовясь к новому дню. Не о чем волноваться. Моя кровать должна быть дальше. Я прошла еще немного вперед. Женщина, сидевшая на табурете, проводила меня взглядом, после чего я услышала ее голос:
— Доброе утро, Айрмонгер. Я ждала тебя.
И я, к своему ужасу, сказала:
— Доброе утро, миссис Пиггот.
Повествование Клода Айрмонгера продолжается
На Штопоре
Мы были словно какие-то блохи, пчелы или маленькие мушки, квакающие жуки или бегающие блеялки, скарабеевые муравьи или рогатые мотыльки, которые живут очень недолго, дрожат, суетятся, ползают, едят, живут, любят — а затем умирают за несколько мгновений. И тогда все кончено, остаются лишь пятнышки грязи. Целая жизнь втиснута в столь короткий промежуток времени. О, вот она, мысль — лучшая из мыслей! Лучшие мысли в моей жизни были о Люси Пеннант. Этой ночью я вновь ее увижу, сказал я себе, увижу, когда снова стемнеет. Осталось совсем немного — и она будет ждать меня в гостиной. Мы будем вместе сидеть на Виктории Холлест, и я скажу, что думаю о ней. А потом я снова ее поцелую.
— Э-э-э-эли-и-ис-с-с Хи-и-и-и-и-иг-гс-с-с-с-с-с-с.
— Джеймс Генри Хейворд.
— Ты права, Элис, мы уже идем, — сказал я дверной ручке, слегка поглаживая ее в кармане жилетки. Ее голос был таким слабым, таким дрожащим.
Путь до лазарета занял не менее получаса. Я должен поспешить, чтобы отдать эту дверную ручку тетушке Розамути до того, как дядюшка Идвид найдет меня или, что было бы хуже всего, найдет у меня Элис Хиггс. Я не мог идти напрямик: главная лестница в любую минуту могла взорваться голосами предметов рождения, ведь было начало нового дня. Айрмонгеры пробуждались, и средние этажи были уже переполнены людьми. Я мог пойти обходным путем, по каменной винтовой лестнице, известной как Штопор, и войти в дверь, ведущую в расположенную на средних этажах Длинную галерею — бывший крытый мост через реку Флит, — а затем спуститься с другой стороны и наконец достигнуть лазарета, который в прошлой жизни был комплексом турецких бань в районе Сент-Джеймс-сквер.
Я шел и шел, мои шаги гремели по старым каменным ступеням Штопора, словно обозначая: «Вот он я, здесь». Я сбился со счета, наматывая один виток за другим, но в итоге все же добрался до двери. Однако, подергав ее, я понял, что она заперта. С другой стороны что-то было, что-то, у чего было имя, хотя из-за толщины двери я поначалу не мог его расслышать. Может быть, дверь охраняют? Возможно, Идвид поставил часового? Или же я неожиданно наткнулся на Туммисова страуса? Затем ручка повернулась, дверь начала открываться, и я расслышал достаточно четко:
