– Это как-то связано с тем делом?, – я был почти готов разобраться наконец с подоплекой всего происходящего.
– Непосредственно. Подозреваю, что все случившееся тогда каким-то образом продолжается до сих пор, хотя и было бы сегодня растолковано научными умами как предание и глупая сказка, – словосочетание "научными умами" она произнесла с таким презрением, что сразу стало ясно – в ее понимании упомянутые ученые не имеют ничего общего с умом, – Но люди здесь живут с памятью об этом, как о чем-то само собой разумеющемся, вроде сенокоса или восхода солнца, научившись не бояться более и соблюдать простые правила предосторожности, которыми ты, по незнанию или упрямству своему, пренебрег изначально и пренебрегаешь теперь.
Я устало вздохнул – похоже, я опять попал на лекцию по правилам этики в чужом обществе. Но, поскольку мое поведение касалось только меня и нарушение мною неких "правил" никому, кроме меня, повредить не могло, я и на сей раз готов был дать отпор нападкам моей милой подруги: – Послушай, Грета…
– Подожди, теперь уж ты послушай, – она резко повернулась и не моргая уставилась мне в глаза, напоминая сейчас впавшую в транс служительницу какого-то культа. – Ты, разумеется, волен делать, что хочешь, твоя жизнь принадлежит тебе и то, как ты ею распорядишься, меня не касается. Еще несколько дней назад мне казалось, что ты дашь в конце цонцов убедить себя в целесообразности последовать нашему совету и разорвать отношения с тем местом и я надеялась, что, подружившись с тобой, мне удастся хоть как-то повлиять на твое решение. Но я очень скоро убедилась, что это не в моих силах, как и не в силах самой жизни, так как ты выбрал себе другую участь, а скорее, кто-то выбрал ее за тебя и ты не сумел воспротивиться этому. А сегодня я вижу, что уже в любом случае слишком поздно. Это уже захватило тебя, заковало в кандалы неизбежности, и нет для тебя возврата… То, на что мы надеялись и чего вместе с тем боялись, случилось. Она была права…
Я был не просто разочарован или обескуражен. Я был взбешен и чувствовал себя марионеткой, на секунду поверившей в самостоятельность, но жестоко одернутой. Мне было наплевать на причитания по поводу моей обреченной души и пропащей жизни, я услышал лишь одно – беспринципная девка подстроила наше знакомство, втерлась ко мне в доверие и убедила меня в искренности ее ко мне симпатии, на деле оказавшейся гнусным обманом и декорацией. Зачем коварная Мельпомена стала ее сообщницей в разыгрывании этого спектакля, направленного исключительно на манипуляцию мной и моими чувствами? Ибо нет ничего больнее и отвратительнее, чем ощущать себя объектом насмешек и шутейного глумления. Поэтому злой сарказм в свой адрес я всегда воспринимал много лучше, нежели снисходительную иронию. То, что я сейчас узнал, не оставило камня на камне от моего дружелюбия.
Надо ли говорить, что у меня пропало всякое желание узнавать подробности каких бы то ни было историй и вообще находиться в одном помещении со столь бесцеремонно поступившей со мной особой!
Я желчно выплюнул ей в лицо все вышесказанное и, швырнув на стол стакан с так и не допитым ромом, покинул дом, в твердой убежденности, что никогда больше не вернусь туда, как и никому не позволю более пинать мое сердце сапогами лукавого коварства.
Последнее, что я услышал прежде чем захлопнул за собой дверь, был короткий крик отчаяния и последовавшие за ним сдавленные рыдания некогда такой ядовито-уравновешенной змеи.
Кассиопея сияла над моей головой, разбросав свои щупальца в виде буквы W и, как у нас с ней повелось со времен моего детства, провожая меня до дома. Когда-то я, сподвигнутый улыбкой прекрасной Урании, всерьез интересовался небесными светилами, утопая мыслями в бескрайних просторах вселенной и чувствуя себя каким-то образом причастным к идущим в ее глубинах процессам. С моей женитьбой, правда, и Урании и какие-бы тот ни было увлечения и устремления прервались, ибо время и мысли мои постепенно все более и более должны были, по разумению той особы, которой я бездумно пожертвовал свою молодость, направляться на нее и на служение ей… Но, как говорится… Служить бы рад – прислуживаться тошно! И, посчитав, что моя судьба, какой бы никчемной, на взгляд некоторых, она ни была, заслуживает, все же, несколько большего, нежели быть брошенной под ноги одной из безмозглых шлюх, в изобилии скитающихся по рынку холостяков в надежде на халяву и глупость, которую и я в свое время в полном объеме продемонстрировал, я без малейшего сожаления порвал сей союз, передав это сокровище, в свою очередь, в распоряжение рынка кобелей и сводников, среди которых оно, подобно переходящему кубку, должно быть, по сей день и обретается. Но это, так сказать, выдержка из другой оперы. Вернемся к нашим баранам!
Начало лета ознаменовалось на редкость хорошей погодой, когда было еще далеко до наступления изнуряющей июльской жары, но ночи уже не были столь прохладными, как в апреле. На смену улыбчивому солнцу вновь пришла луна, опрокинув на поля и дорогу чашу мягкого, ласково-призрачного света.
Таким образом, путь мой был хорошо освещен и я, насвистывая какую-то незамысловатую мелодию, шаг за шагом приближался к дому. Шаги эти давались мне, признаться, не без некоторого труда, так как доза выпитого в этот вечер изрядно превышала мои обычные способности, напоминая теперь о себе чувствительным нарушением координации в пространстве и невозможностью четко видеть предметы, особенно двумя глазами сразу.
Покинув Грету я, натурально, обрел прибежище в заведении неизменно радушного и готового услужить Патрика, который, если находился на месте, всегда разделял со мной мою полупьяную грусть, не позволяя персоналу бара и другим гостям тревожить меня в минуты отдохновения без моего на то позволения. Я подозревал, что его гостеприимство в немалой степени обусловлено моими внушительными регулярными вливаниями в бюджет его предприятия, так как заказывал я много, охотно помогал малоимущим страждущим и не скупился на чаевые. Как бы там ни было, его широкая улыбка при виде меня и необременительная теперь болтовня доставляли мне удовольствие, и я охотно проводил время в его баре, тем более, что другого заведения подобного рода в деревне не существовало, а наведаться в ближайший город я до сих пор не собрался, так как был верен своим планам провести время именно в деревне, интегрировавшись в ее спартанский быт. Вот и сегодня я покинул бар лишь с наступлением темноты, опасаясь, что еще через полчаса уже не смогу этого сделать и мне придется ночевать в гостинице Патрика, где он непременно подложит мне парочку потных глумливых шлюх, по прежнему не вызывавших во мне особого энтузиазма.
