Но это же здорово! Надо только добиваться, чтобы такая связь между людьми сохранялась подольше и после празднеств!
Риция спросила Джори, нашла ли та себе тотем.
Джори улыбнулась и вошла в дом, чтобы отмыть лицо и волосы от глины. Очистившись как следует, она стала работать над маской своего тотема.
Под ее руками маска постепенно оживала. Ее черты проступали под ножом, режущим дерево, в дело пошел и пластик, а для волос пригодилась проволока, вьющаяся кольцами. Губы Джори нарисовала помадой. Вот он - ее тотем! Лицо человека!
«И вот в недалеком будущем Эльфлэнд объявился снова. Одним своим краем эти земли врезались в большой город и образовали таким образом пограничный район между нашим миром и переливающимся всеми красками волшебным царством эльфов. Годы шли, а два мира жили бок о бок, каждый своей жизнью, сосуществуя только в этом месте, где реальность и волшебство переплетались друг с другом. И место это называлось Граньтаун».
Таков был первоначальный набросок серии рассказов о Граньтауне, задуманной Терри Уиндлинг. Терри является создателем и издателем этой серии, а ей оказывали творческую помощь Марк Алан Арнольд, а позднее Делая Шерман.
Примерно наметив фон, Терри запустила резвиться в этом мире всех нас. (Говоря «нас», я имею в виду тех писателей, которые стили ивторами рассказов, вошедших в первый том этой серии, - Беллами Баха, Стивена Буайета, Элен Кушнер и меня.) И уж мы порезвились вволю, ибо мир, отданный нам во власть, был совершенно непохож на все остальные миры, где нам доводилось творить прежде. Он соприкасался с нашей жизнью и походил на нее как две капли воды, так что можно было позволить себе куда более дерзкие выдумки, чем образ эльфа-байкера, облаченного в кожу и несущегося на своем чоппере по пыльным городским улицам.
Эти фантазии, конечно, увлекали нас, ведь в результате получилась какая-то смесь баллад Чайлда* [Чайлд Фрэнсис Джеймс (1825 - 1896) - американский филолог, собиратель народных песен. Баллады Чайлда изданы в его фольклорных сборниках.] с клипами МТУ.
Граньтаун был важен для тех, кто сочинял рассказы о нем, и для тех, кто эти рассказы читал, еще и потому, что здесь появлялась возможность говорить о наших современных проблемах, подхватывая при этом зачины рассказов друг друга (в лучших традициях музыкальных джем-сейшнов). Ну и конечно, нас привлекал шанс пофантазировать об Эльфлэнде и противопоставить его магию серой реальности рок-клубов, переулков и улиц Граньтауна.
Ибо, несмотря на то, что этот вымышленный город бесконечно далек от наших дней, несмотря на все его чудеса, несопоставимые с той жизнью, которой живем мы, рассказы о Граньтауне - это рассказы о нашей действительности. Несмотря на все фантастические детали, это истории не только об обитателях Граньтауна, но и о нас самих, живущих в столь знакомом нам мире.
Рассказ, который вам предстоит прочесть, появился в сборнике «Borderland» (1986) - первой из подобных антологий. Затем последовали: «Life on the Border» (1991) и «The Essential Bordertown» (1998).
В этом рассказе большую роль играет музыка, и надо сказать, что именно музыка в числе прочего привлекала меня к Граньтауну. Я много лет играл в оркестрах, гораздо дольше, чем писал и публиковался, и возможность придумывать разные музыкальные группы с их репертуаром, а также соединять моих героев с героями-музыкантами других авторов доставляла мне двойное удовольствие.
Нечто подобное происходит, когда мы с Мэри Энн встречаемся с авторами и издателями серии рассказов о Граньтауне. Мы любим устраивать на этих сборищах импровизированные концерты.
В этом рассказе вы столкнетесь со сленгом, характерным для Граньтауна. Надеюсь, в большинстве случаев он будет понятен из контекста, но, может быть, стоит объяснить, что Чистокровки - это эльфы, которые не терпят никого с примесью другой крови, таких, например, как Мэнди.
Мы мчимся - майский шест нас ждет,
Ведь нынче праздник настает.
«Стэйнз Моррис»* [«Стэйнз Моррис» - старинная английская фольклорная песня, сопровождающаяся танцами. Пользуется популярностью до сих пор.]
Услышав, что где-то дерутся, Штырь замер у своего заслуженного «харлея». Прищурившись, он поискал, откуда доносится шум. Его окружали полуразвалившиеся строения Сохо. По обе стороны улицы тянулись покинутые жителями дома и засыпанные мусором пустыри. Здесь за ним могли наблюдать сотни глаз из разрушенных зданий, из ржавых остовов давно выброшенных автомобилей, а может, здесь и не было ни души. Говорили, будто в этой части Сохо водятся привидения; что ж, может, так и есть, только то, что он сейчас слышал, на сборище привидений никак не походило.
Либо это Чистокровки расправляются с Пэка-ми, либо Пэки - с эльфами. А скорей всего, это Крысы - неважно чьи: то ли те, что живут у людей, то ли те, что у эльфов, - поймали небось кого-то из беглецов и потешаются над ним по-своему.
Беглецы из окружающего мира так и тянутся к Граньтауну, особенно к району Сохо, а в Сохо им полюбился именно этот квартал, где дома брошены и платить за жилье не требуется. Тут обитали бродяги-мусорщики. А еще и Крысы. Но они-то и были самыми опасными.
Поставив мотоцикл, Штырь нащупал в кармане эльфовскую волшебную батарейку, с помощью которой он заправлялся.
Из корзинки, прикрепленной к багажнику, послышалось тихое ворчание - это недоумевал Лабби.
- Пошли! - скомандовал хорьку Штырь и Двинулся через улицу, даже не оглядываясь, последовал ли тот за ним.
А Лабби выскользнул из корзинки и поспешил через дорогу за Штырем. Он был помесью хорька и горностая, но крупнее, чем они, с заостренной мордочкой и гибким, как у всех куньих, телом. Когда Штырь остановился у входа в дом, откуда доносился шум драки, хорек переполз через его башмаки и устремился внутрь, куда-то вбок. Его шипение дало понять дерущимся, что они больше не одни.
Чистокровок было трое, они пинали ногами маленькую скорчившуюся фигурку, казавшуюся комком тряпья. Серебристые волосы эльфов были выкрашены полосками в черный и оранжевый цвета; оторвавшись от своей жертвы, они обернулись к стоявшему в дверях Штырю. Кожа на высоких скулах была туго натянута, в серебристых глазах читалось злорадство, кривые ухмылки застыли на бледных лицах.
Все трое были одеты одинаково, словно сошли с конвейера, - черные кожаные куртки, потрепанные джинсы, футболки и мотоциклетные сапоги.
- Гуляй, парень! - сказал один из них. Штырь потянулся к висевшему на левом плече чехлу и выхватил складную дубинку. Он тряхнул рукой, дубинка, щелкнув, тут же превратилась в шестифутовую.
