Жизнь ее изменилась как-то поздно вечером, Ада стала другим человеком.
Тогда, пятнадцать лет назад, Елена Романовна пришла к ней очень поздно, почти ночью, и вызвала на лестничную площадку.
– Что еще? – недовольно спросила Ада, кутаясь в синий махровый халат. – Мне, между прочим, рано на работу.
– Я скоро умру, – сказала мать Германа.
Ада только хмыкнула – откуда старуха знает, когда придет ее черед. Она, Ада, хоть и не верит в бога, но твердо знает, что человек сам не может установить сроки жизни и смерти, это кто-то там, наверху, решает без его участия.
– Не трать время, – Елена Романовна нетерпеливо махнула сухой рукой, – у меня к тебе дело. Ты должна выйти замуж за Германа, и как можно скорее.
– Вы что – с дуба рухнули? – От неожиданности Ада заговорила со старухой грубо, хотя раньше никогда себе этого не позволяла. – Он же…
– Слепой – да, – спокойно сказала старуха, – паралитик – да. Но не сумасшедший, и ты это знаешь.
Ада отвернулась и фыркнула в темноте – мать явно необъективна. Герман, конечно, с большими странностями – это его увлечение мифологией, древними богами, эта его уверенность, что в одной из прошлых жизней он был жрецом в Древнем Египте…
– Я же не предлагаю тебе с ним спать, – спокойно продолжала Елена Романовна, – да он и не сможет, так что об этом не беспокойся. А лучше подумай вот о чем: становишься женой Германа и тут же получаешь прописку в нашей квартире.
Ада примолкла, квартира была огромной – три просторные комнаты, коридор длиной с беговую дорожку, даже в ванной можно было играть в футбол. Конечно, захламлено все до предела, но это в данном случае неважно.
Ада вспомнила о своей узкой комнатке, о матери, которая вечно стонет и охает во сне, о ребенке брата, орущем каждую ночь за стеной. Брат женился, и с невесткой они никак не могли найти общего языка. Семейка ужасно обрадовалась, когда Ада вышла замуж и уехала, и ее возвращение встретили в штыки. Вспомнила Ада и о коммунальной кухне, где вечно стоит такой чад, хоть топор вешай, и воняет пригорелым луком, вспомнила о черной лестнице, где мирно уживаются бездомные коты и крысы.
– Я согласна, – сказала она.
Старуха кивнула и сказала, чтобы она приходила завтра к десяти утра с паспортом. Ада к тому времени как раз оформила развод, так что паспорт был чистый.
Их расписала замотанная тетка, вызванная Еленой Романовной из загса. После ее ухода Елена Романовна показала Аде квартиру с другой стороны. Открыла шкафы, там хранилось множество антикварных безделушек, было несколько картин, иконы, которые не висели на стенах, а лежали на полках, разобранная люстра с фарфоровыми колпачками, венецианское зеркало.
– Это – продай, – указывала старуха, – а это придержи. А вот это пока не трогай, если уж совсем нужда достанет. Да не вздумай его со свету раньше времени сжить, я вернусь, и ты горько об этом пожалеешь!
Глаза ее угрожающе сверкнули.
Старуха умерла через три дня без криков, стонов и «Скорой помощи». Ада заглянула к ней поздним утром и обнаружила свою новоявленную свекровь лежащей в кровати – на спине, и руки сложены. Лицо спокойное и строгое, как при жизни. И даже глаза закрыты. Распоряжения старуха оставила четкие и разумные, и даже денег на все хватило, как будто она заранее подсчитала.
Когда Ада разобралась с неотложными делами, она решила, что жизнь дает ей шанс. Квартира огромная, в центре, если продать, то можно будет купить что-то поменьше, да еще деньги останутся на мебель да на тряпки. Дело только за Германом, он никак не вписывается в Адины планы.
И тут же приснилась ей старуха, она грозила пальцем и грозно сверкала глазами.
Надо подождать, поняла Ада, хоть несколько месяцев, а лучше год, тогда старуха уймется. А может, к тому времени Герман и сам помрет, вон он какой худой и бледный.
По прошествии года, однако, Ада оставила эти мысли. Волей-неволей общаясь с Германом, она заинтересовалась его рассказами о Древнем Египте, о богах с головами зверей, о могущественных жрецах и властных фараонах. Герман верил в переселение душ и утверждал, что он когда-то в прошлой жизни был жрецом и звали его Гимарис. Такую ерунду Ада, разумеется, не слушала. Но однажды ночью Герман разбудил ее, бормоча: «Несчастье, несчастье… огонь, огонь». Она с трудом смогла добиться от него, что горит ее старая квартира – та, что в доме через дорогу. Из окна ничего не было видно – темно, квартира спит. Ада махнула было рукой, но Герман так стонал и трясся, что она скрепя сердце решилась все же пойти и проверить.
Когда она открыла дверь, то закашлялась на пороге от запаха дыма. Оказалось, пьяный сосед заснул с горящей сигаретой. Его уже не успели спасти, и комната выгорела дотла. Если бы Ада не пришла, все остальные задохнулись бы от дыма – и мать, и брат с женой, и их маленькая дочка, и еще трое соседей.
Ада тогда посчитала происшедшее совпадением. Потом Аду уволили с работы, наступили тяжелые времена, и она продавала антикварные вещицы почти за бесценок. К тому же у Германа обнаружилась сердечная болезнь, требовались дорогие лекарства.
И как-то вечером брат позвонил к ним в двери. Он привел свою дочку, сообщив, что его жену увозят сейчас в больницу с аппендицитом, а мать совсем плоха, ничего не слышит и заговаривается, так что ребенка он на нее оставить не может.
Девочке было пять лет, она испуганно озиралась в чужой квартире, прижимая к груди куклу.
Ада плохо знала свою племянницу, с невесткой отношения никак не налаживались, да она и не стремилась к этому. Теперь семья завидовала ей, что живет в большой квартире, как они думали, на всем готовом.
Ночью девочка плакала, не в силах заснуть на чужом месте, звала маму, Ада совсем измучилась и позвала Германа. Тот приехал на своей коляске, стал рассказывать про Древний Египет, и ребенок неожиданно успокоился и заснул, прижимая к груди куклу. Когда Ада вытащила куклу, Герман вдруг нахмурился и заговорил о том, что кукла несет в себе зло, что ее владелицу ожидают в скором времени большие несчастья – много крови и смерть.
Ада посмотрела на куклу – обычная Барби, ничего примечательного – и посоветовала Герману не валять дурака. Утром, однако, вспомнив про предсказанный пожар, она спросила у племянницы, откуда у нее кукла. Девочка сказала, что поменялась с подружкой в детском саду – куклу на медведя. Ада пожала плечами и выбросила из головы слова Германа.
Но ненадолго, потому что через несколько дней весь их квартал потрясла ужасная история. Отец той девочки из детского сада, чья была кукла, приревновал жену и как-то вечером зарезал ее, а после тем же ножом перерезал себе горло. Девочка услышала страшный крик и застала мать, валяющуюся в луже крови. Отец был уже мертв.
