Поток потащил капюшон за собой, но не сложил его, то есть Триша все рассчитала правильно. Беда пришла с другой стороны: очень уж в неудобной она стояла позе: спина согнута, попка задрана к небу, голова на уровне талии. Долго в такой позе она простоять не могла, а если бы попыталась опуститься на корточки, ослабевшие, дрожащие ноги подвели бы ее и она плюхнулась бы задницей в ручей. Купание в ледяной воде не пошло бы ей на пользу: она бы еще сильнее раскашлялась.
Когда в висках начала стучать кровь, Триша пошла на компромисс: чуть согнула ноги в коленях и приподняла голову. Тем самым взгляд ее сместился вверх по течению, и она увидела три серебристые полоски (рыбки, кто же еще это мог быть), быстро приближающиеся к ней. Если бы у нее было время на раздумье, Триша почти наверняка поддернула бы капюшон и не поймала бы ни одной. Но так уж получилось, что лишь одна мысль успела промелькнуть в ее голове (прямо-таки подводные падающие звезды), прежде чем серебристые полоски уже оказались между камнями, на которых она стояла. Одна из них обогнула капюшон, две просто вплыли в него.
– Ур-р-ра! – завопила Триша.
Трепеща от радости, наклонилась ниже, чуть не свалившись в ручей, потащила вверх наполненный водой капюшон. Вода полилась через края, Триша шагнула на берег, из капюшона выплеснулась очередная порция воды, вымочив левую штанину. Вместе с ней выскочила и одна рыбка, перевернулась в воздухе, блеснув чешуей, ударилась об воду и уплыла.
– ДЕРЬМО СОБАЧЬЕ! – выкрикнула Триша, рассмеялась. Отошла подальше от ручья, неся капюшон на вытянутых руках. Смех перешел в кашель, но Триша не остановилась, пока не добралась до ровного места.
Заглянула в капюшон, в полной уверенности, что не увидит в нем ничего, кроме воды: она упустила и вторую рыбку, по-другому и быть не может, девочкам не под силу поймать форель, даже молодую и глупую, тем более в капюшон от пончо, просто она не заметила, как рыбка выскользнула. Но форель плавала в капюшоне, словно моллинезия в аквариуме.
– Господи, так что же мне теперь делать? – спросила Триша. Спросила совершенно искренне, потому что действительно не знала.
Ответила, однако, не душа, а тело. Она видела множество мультфильмов, в которых Уил Е. Койот смотрел на Бегающую Кукушку[26], и у него на глазах она становится главным блюдом праздничного обеда на День благодарения. Она всегда смеялась, Пит смеялся, даже мамик смеялась, если в этот момент подходила к телевизору. А теперь Триша не смеялась. Ягоды и орешки размером с семечки подсолнуха – это хорошо, но недостаточно. Они не насыщали, даже если есть их вместе. Поэтому на форель, плавающую в синем пластиковом капюшоне, тело Триши отреагировало совсем не так, как на орешки и ягоды. Что послужило толчком, откуда пошла реакция, Триша сказать не могла, но внезапно все ее тело зашлось беззвучным криком (ДАЙ ЕЕ МНЕ, ДАЙ), и крик этот не имел никакого отношения к ее разуму. В капюшоне плавала форель, очень маленькая форель, но, что бы ни видели глаза Триши, тело знало, что это обед. Настоящий обед.
И когда Триша опускала капюшон на остатки пончо, все еще расстеленные на каменном выступе, в голове вертелась только одна мысль: я это сделаю, но никогда никому об этом не расскажу. Если меня найдут, если меня спасут, я расскажу им все, кроме того, как села в собственное дерьмо… и об этом.
О том, что делать дальше, думать ей не пришлось. Тело отстранило мозг и взяло бразды правления в свои руки. Триша выплеснула содержимое капюшона на засыпанную иголками землю, подождала, пока маленькая рыбка перестанет биться и затихнет. Потом подняла ее с земли, положила на пончо, острой гранью камня, того самого, которым отрезала капюшон, вскрыла форели живот. Из него вылился наперсток склизкой жидкости, не похожей на кровь. Внутри Триша увидела красные внутренности. Соскребла их ногтем. Добралась до кости. Половину удалось вытащить. Все это время разум пытался занять положенное ему место. Ты не можешь есть голову, убеждал он Тришу, и ровный, спокойный тон не мог замаскировать скрывшихся за ним ужаса и отвращения. Я про… глаза, Триша. Глаза! Тут тело отпихнуло разум, уже куда грубее. Когда мне понадобится твое мнение, я стукну железкой по прутьям твоей клетки, как-то сказала Пепси Робишо.
Триша подняла рыбешку за хвост, отнесла ее к ручью, промыла в проточной воде, чтобы счистить с нее иголки и грязь. Потом закинула голову назад, открыла рот и откусила верхнюю половину форели. Маленькие косточки затрещали на зубах. Разум попытался показать Трише, как глаза форели вылезают из орбит и вываливаются на язык капельками темного желе. Она увидела что-то смутное, но тело тут же разобралось с разумом, отвесив ему здоровенную оплеуху: нечего показывать девочке всякие гадости. Вернешься, мол, когда в этом возникнет необходимость. Вместе с воображением, которое сейчас тоже ни к чему. Сейчас парадом командует тело, а раз тело сказало – обед, значит, будет обед. Ничего, что еще утро, обедать можно и утром, а на обед сегодня подана свежая рыба!
Верхняя половина форели одним глотком миновала горло и по пищеводу спустилась в желудок. Вкус был отвратительный и одновременно потрясающий. Вкус жизни. Триша поболтала второй половиной форели над вскинутым вверх лицом, вытащила еще кусочек кости и вместе с хвостом отправила в рот, предварительно прошептав: «Позвоните по телефону 1-800-54-FRESH-FISH[27]».
Когда и вторая половина форели последовала за первой в желудок, Триша посмотрела на ручей, вытерла рукой рот и задалась вопросом, вырвет ее сейчас или нет. Она съела сырую рыбу, во рту еще стоял ее вкус, но Трише с трудом в это верилось. Желудок забурчал, и Триша подумала: «Вот и все». Но нет, она рыгнула, и желудок сразу успокоился. Триша отняла руку ото рта, увидела на ладони несколько сверкающих чешуек. Скорчив гримаску, вытерла их об джинсы, затем вернулась к рюкзаку. Положила остатки пончо и отрезанный капюшон (который показал себя отличным неводом, во всяком случае, сгодился для того, чтобы поймать молодую и глупую форель) поверх продуктового запаса, защелкнула пряжки, закинула рюкзак за плечи. Она испытывала прилив сил, стыда, гордости за себя. Возможно, она немного температурила и была чуть не в себе.
Я не буду рассказывать об этом, вот и все. Я не обязана рассказывать об этом и не расскажу. Даже если выберусь отсюда.
– И я заслуживаю того, чтобы выбраться, – добавила Триша вслух. – Тот, кто может съесть сырую рыбу, заслуживает того, чтобы выбраться.
Японцы постоянно едят сырую рыбу, напомнила ей наглая паршивка, едва только Триша зашагала вдоль ручья.
– Вот им я все и расскажу, – отрезала девочка. – Если когда-нибудь поеду туда, обязательно расскажу.
