Женщина в красном свитере опустила руки и медленно двинулась прочь, задумчиво говоря:
– … Знаешь, как я жила в девушках?.. Принесу, бывало, с собой ключевой водицы и все, все цветы в доме полью. У меня цветов было много, много…
– Деменция, – негромко проговорила Агриппина.
– Что? – повернулся к ней Старыгин.
– Сенильный психоз, или возрастное слабоумие, – пояснила Агриппина. – Для этого заболевания характерны спутанное сознание, разнообразные конфабуляции…
– Что?! – Старыгин захлопал глазами. – Это еще что такое?
– Нарушения памяти, выражающиеся в ложных воспоминаниях, которые воспринимаются окружающими как бессмысленный бред… Больные в этом состоянии более отчетливо помнят далекое прошлое, чем недавние события, – именно то, что мы сейчас наблюдаем: это – типичная возрастная деменция. Хотя, возможно, и ранняя стадия болезни Альцгеймера. Не берусь точно определить, я все-таки не психиатр.
– Да нет, – возразил Старыгин. – Это не Альцгеймер, это Островский, монолог Катерины из «Грозы»… Не забывайте, мы с вами находимся не где-нибудь, а в Доме ветеранов сцены… видимо, дама просто репетирует роль или тренирует память…
– Да что вы? – хмыкнула Агриппина. – Меня этой Катериной еще в школе достали… луч света в темной комнате и все такое…
– В темном царстве, – машинально поправил ее Дмитрий Алексеевич.
– Надо же, как вы все хорошо помните, – усмехнулась Агриппина.
– Что вы хотите сказать – что у меня уже развивается эта самая… сенильная деменция?
– Я хочу сказать только одно – что мы пришли сюда по делу! – напомнила ему спутница. – Хотя я лично сильно сомневаюсь в целесообразности нашего визита в этот дурдом.
Старыгин обиженно замолчал. Тут он увидел стрелку с надписью «Гардероб», которая указывала на лестницу, ведущую в полуподвал.
Спутники направились туда, куда указывала стрелка.
На полпути они столкнулись с маленькой кругленькой тетенькой в широких штанах и с круглым улыбающимся лицом. Подмигнув Агриппине, она неожиданно высоким детским голосом сообщила:
– Я – мужчина в самом расцвете сил. Я – красивый, остроумный и в меру упитанный мужчина в самом расцвете сил! Единственное, чего мне не хватает для полного счастья, – это банки варенья…
– Боже мой! – воскликнула Агриппина. – Тут еще и трансвеститы разгуливают!
– Не трансвеститы, а травести! – поправил ее Старыгин. – Дама наверняка бывшая актриса из детского театра, играла там Карлсона, который живет на крыше! Я угадал?
– Совершенно верно, – круглая тетенька сделала книксен. – А также Буратино, Кота в сапогах, Тома Сойера, Винни Пуха… с большим успехом, между прочим! На одном представлении «Винни Пуха» меня вызывали четырнадцать раз!
– Рад за вас! – проговорил вежливый Старыгин и устремился вниз, к гардеробу.
Оттуда доносился красивый выразительный голос:
– …И все тошнит, и голова кружится, и мальчики кровавые в глазах… и рад бежать, да некуда!.. ужасно!
– Куда вы меня ведете? – Агриппина остановилась и прошептала на ухо Старыгину. – Там явно затаился маньяк-убийца!
– Какой маньяк! – усмехнулся Старыгин. – Это опера Мусоргского «Борис Годунов», сцена в царских палатах. Просто гардеробщиком здесь работает бывший оперный певец, вот он со скуки и перебирает свой давний репертуар. Так что не пугайтесь, он маньяк безобидный… просто память тренирует.
– Я совершенно не испугалась, – отчеканила Агриппина, отстранившись от Старыгина и глядя на него сердитыми глазами, – еще не хватало пугаться клиентов этого дурдома!
– Не дурдома, а всего лишь Дома ветеранов сцены! – поправил ее Дмитрий Алексеевич.
– На мой взгляд, это практически одно и то же… – проворчала себе под нос Агриппина.
Они вошли в сводчатое помещение гардероба.
За деревянным барьером скучал осанистый старик с острой седой бородкой и выразительными глазами. Увидев посетителей, он чрезвычайно оживился и пропел, протягивая руки навстречу Агриппине:
– Я встретил вас, и все былое
В отжившем сердце ожило,
Я вспомнил время, время золотое…
– Да-да, время дорого! – подхватила Агриппина. – Так что не будем его терять понапрасну…
Дмитрий Алексеевич достал из кармана номерок и протянул его гардеробщику.
Однако тот, прежде чем взглянуть на номер, снова запел:
– Обидели юродивого… отняли копеечку…
– А, намек понятен! – Старыгин полез в карман и протянул старику сложенную вдвое купюру.
Тот одобрительно крякнул, взглянул на номер и удалился в глубину гардероба.
Старыгин и Агриппина переглянулись.
По лестнице, негромко напевая, спустилась очередная старая актриса – представительная дама преклонного возраста со следами былой красоты и былой известности.
Гардеробщик появился перед барьером с длинной лисьей шубой в руках.
Шуба тоже оказалась со следами былой красоты, если можно использовать это выражение применительно к одежде. То есть когда-то, лет тридцать назад, это была вполне приличная шуба из рыжей лисы, но прошедшие годы не пощадили ее. Мех местами вытерся до самой основы, так что, если побрить оставшиеся островки, из шубы получилось бы неплохое кожаное пальто.
Гардеробщик с торжественным видом протянул шубу Дмитрию Алексеевичу.
– Пардон! – возмущенно воскликнула старая актриса. – Позвольте, почему вы выдаете этому молодому человеку мое манто?
– То есть как это – ваше манто? – насторожился гардеробщик. – Молодой человек предъявил мне номерок, я ему и выдаю верхнюю одежду в соответствии…
– А это что? – Актриса протянула свой номерок. – Это мое манто, а если вы перепутали номера, значит, вам пора на свалку истории! То есть на пенсию…
– Как это – перепутал? Как это – на свалку? – возмутился гардеробщик. – Я никогда ничего не путаю! У меня, слава Станиславскому, маразма пока не наблюдается! Я весь оперный репертуар назубок помню! Причем не только для тенора, но даже для баритона… Кто мо-ожет сравниться с Матильдой моей!!!
Старыгин с Агриппиной от неожиданности отскочили от барьера.
– Оперный репертуар вы, может быть, и помните, – раздраженно оборвала его актриса. – А свои обязанности выполняете отвратительно! А вы, молодой человек, почему молчите? Вам выдают чужую вещь, а вы это принимаете как должное!
Старыгин растерялся, но за него снова ответил гардеробщик, который не мог оставить выпад без ответа:
– Молодой человек в своем праве! Он мне предъявил номер сто тридцать четыре, и я ему выдал то, что висело под этим номером! А ваши претензии безосновательны! Это, может, у вас маразм и склероз в одном флаконе, это, может, вам пора на свалку…
