— Кошка где?
— А вон — у девчонок. Они ее сейчас до смерти загладят.
Подбираемся к куче малышни. В центре действительно наша Мурка. Вполне благополучного вида. Обычно она так поет песни, когда нажрется до отвала.
— Уффф… — громко выдает Михайлов.
И переведя дух, продолжает — Девочки, кисе надо своих деток проведать. Доктор, возьмите кису на руки.
Девчонки начинают канючить — но шеф охраны тверд как скала. И мы торжественно отбываем с Муркой на руках. Вообще-то тут что-то не так. Кису кусали, судя по рассказам Валентины уже явно больше, чем сутки назад. И кисе — хоть бы хны.
Киса довольна собой и жизнью, на вид совершенно здорова. Но царапины на морде есть.
Непонятно.
Увидев нас с котейкой, Валентина медленно розовеет. Приятно видеть, как ее синие губы возвращают прежнюю окраску, а то жуть что было.
— Совершенно не понимаю… Больше суток прошло. В тепле. Она должна была обратиться еще до погрузки в автобус…
— Вообще-то Валентина Ивановна Вы так больше не надо — это Николаич.
— Конечно. Но что с кошкой было делать?
— Предупредить бы моих — они бы и присмотрели. А то сами понимаете…
— Да, конечно. Но я боялась, что Вы это воспримите как нелепую сентиментальность.
— После того, как Вы сутки живность потрошили? Бросьте. Ну да ладно, хорошо то, что хорошо кончается. Значит, не все укусы зомби смертельны?
— Или не для всех — смертельны. Надо посмотреть. Мурка пока пусть в клетке поживет.
— Не тяжело ей будет?
— Нет, наша главврач цветы любила. А Мурка в горшки гадила, есть у нее такая прихоть. Потому приказано было ее убрать вон из поликлиники. Но сторожа и санитарки ее любили — она ласковая и постоянно в полуподвале крыс давила. А там у нас раздевалки, комната сторожей и санитарские. Поэтому ее днем прятали в коробку, а ночью она гуляла. Последний год — никто из сторожей ни одной крысы не видал.
— А главврач?
— Ну, за Муркой убирали, так что все были довольны.
— Слушайте, там человеку плохо, а вы тут с кошкой рассусоливаете!
— Иду, иду!
С человеком все оказывается просто — закатила тетка истерику аккурат у туалета. Нормальную такую истерику, с воем, криком и валянием по земле, чего я давно не видал.
Но позы театральные, не обмочилась, колотится о землю осторожно. И чашка холодной воды в физиономию оказалась самым действенным лекарством. Я-то боялся, что диабетичка или сердечница. Бог миловал… Пока миловал. Но две тысячи человек — весной, на холоде, да в неудобстве обязательно выдадут…
Додумать не успеваю — у Иоанновских ворот какой-то крик и брань, причем нехорошая брань.
Вообще-то можно бы и не ходить… Но тут мало стволов и мой может оказаться не лишним. Оказывается брань из-за того, что в ворота прошло семейство, а в семействе двое мальчишек — и один из них перебинтован — кисть руки. Родитель говорит, что это он порезался, а охранники тычут пальцами в уже висящий лист с информацией (а молодец печатник!) и требуют отвести пацана в карантин, против чего выступают оба родителя. Пацаны ревут, отец матерится — охранники не уступают, а вокруг народу уже столпилось куча — глазеют. Надо бы вмешаться, но хорошо бы, чтоб охрана сама справилась. Нечего мне из себя изображать ангела небесного.
На помощь охранникам подоспевает тот самый милиционер с "Кедром" — козыряет на ходу и разрешает идти с сыном папе. Маму с другим сыном отправляет на сборный пункт — на все требования не разъединять семью жестко отвечает об установленных карантинных правилах, а пытающегося качать права папу предупреждает — либо семья будет соблюдать правила — в Крепости — либо совершенно свободно может валить на все четыре стороны. Папа стихает от такой перспективы.
Встречаемся с милиционером взглядом. Он довольно неприязненно спрашивает: — Контролируете исполнение?
— Да. Должен признать — придраться не к чему. Грамотно работаете. Куда отводите на карантин?
— Идемте. И вы оба — тоже. Маме с сыном — по указателям — красные стрелки. В Артиллерийский цейхгауз — там пункт сбора. Получите горячий чай. (А это уже молодец Павел Ильич! Горячее питье — хоть и без чая и без сахара голый кипяток — и то очень помогает успокоить людей. А если с сахаром и заваркой — так совсем хорошо. Самое то.)
Токо вот не нравится мне толпа народу здесь. Не ровен час какой зомбак проскочит. Ломанутся они все в ворота — будут лишние травмы. Говорю об этом милиционеру. Он соглашается.
— Разгоню, когда вернусь.
Добираемся до Зотова бастиона. Внутри в казематах кучи досок и всякого строительного добра. Тут же прохаживаются двое патрульных — Михайловские. Внутри по казематам два десятка женщин, мужчин, детей. Кто перебинтован, кто забрызган кровью. С открытыми ранами никого. У каждого карантинного веревкой к ноге привязано что-либо тяжелое — например доска. Устраиваем тут же новоприбывших. Один из патрульных присматривает за этим, вполголоса сообщая правила поведения на карантине.
Выходим на улицу. Удивляясь, спрашиваю — когда это все раненые перебинтоваться успели.
— А они и не успели. Это уже мы тут их мотали. В основном-то у них ссадины, царапины, порезы. Укусы увидели у троих четко — они отдельно сидят — вон дверь. Ну, тут все друг за другом смотрят, мы их предупредили — так что спать будут вполуха, боятся. Да не беда — сутки и не поспят. Если что — охрана стрелять будет, как только человек помер. Тут ребята надежные стоят.
— Молодцы, я боялся, что все будет куда хреновее.
— Так не вчера родились. У меня вот к Вам личная просьба.
— ?
— У меня в машинке всего три патрона осталось. Может у ваших найдется пяток в долг? А то как голый.
— А у Михайлова не спрашивали?
— Он говорит, что у его людей по обойме на пистолет. А у вас вроде есть чуток.
— Погодите здесь, я спрошу схожу.
Николаич отслюнивает мне пяток красновато-коричневых тупоголовых патронов к ПМ. Вместе с нотацией, что мы и так тут всем все дарим и получается так, что скоро проторгуемся до дырявых портков. (Тут Андрей ржет мало не в голос) Потом правда отдает еще три патрона. Это из трофеев, после боя у магазина. Как я понимаю, у Михайлова и впрямь патронов нет. Но и мента, который добровольно взвалил на себя службу у Иоанновских ворот тоже безоружным оставлять нельзя. Правда со слов Николаича я понял, что этот мент не отсюда, приблудный какой-то и у ворот пасется не токо из чувства долга — ждет кого-то похоже.
Отношу ему патроны. Радуется как маленький и тут же запихивает их в пустой практически магазин.
— Вот спасибо! А к слову — откуда в охотничьем магазине патроны к ПМ?
