Робин принял это как должное. Судя по всему, он привык к тому, что его узнают. Когда я спросила его, как ему нравится работу в университете и намерен ли он совмещать ее с писательством, он ответил так подробно и гладко, что я поняла: давать интервью тоже вошло у него в привычку. Сознание того, что нахожусь в обществе знаменитости, невольно приводило меня в замешательство. Так или иначе, Лизанна передала мне эту знаменитость в полное владение, сказала я себе. Стоило мне вспомнить о Лизанне, в зал вошли ее родители, Арни и Эльза. Их сопровождала еще одна пожилая пара — мои соседи Крэндаллы. Все они расположились за столиком напротив нас.
В нашем городе не принято пренебрегать правилами этикета, так что мне пришлось подвести Робина к их столику и начать церемонию представления.
Арни Бакли немедленно вскочил и с пылом пожал руку Робина.
— Наша дочь Лизанна столько о вас рассказывала! — воскликнул он. — Поверьте, все мы гордимся, что такой знаменитый писатель решил поселиться в Лоренсетоне! Как вам нравится наш город? — Мистер Бакли неизменно оставался рьяным патриотом Лоренсетона.
— Я просто в восторге, — ответил Робин самым что ни на есть искренним тоном.
— О, вы непременно должны посетить нашу библиотеку! Быть может, по богатству фондов она и уступает университетской, но все жители города ее обожают. Я и моя жена Эльза, мы оба работаем там волонтерами. Как и у всех пенсионеров, у нас пропасть свободного времени. И мы рады, что нам удалось найти себе занятие.
— Я-то бываю в библиотеке не особенно часто, — скромно вставила Эльза. — Как правило, помогаю на книжных ярмарках.
Эльза приходилась Лизанне мачехой, однако, несмотря на свой преклонный возраст, была так хороша собой, что вполне могла быть ровной матерью первой лоренсетонской красавицы. Арни Бакли, несомненно, везло на красивых женщин. Конечно, внешность Эльзы не избежала влияния времени: волосы приобрели серебристый оттенок, лицо было покрыто сетью мелких морщин. Тем не менее она представляла собой весьма приятное для глаз зрелище.
До сих пор я понятия не имела о том, что супруга Бакли дружат с супругами Крэндаллами. Однако в том, что две пожилые пары поддерживают приятельские отношения, не было ровным счетом ничего удивительного. Тем более между характерами Джеда Крэндалла и Арни Бакли существовало много общего — в старых джентльменах ключом била энергия, оба были готовы взорваться из-за малейшего пустяка и так же легко отходили. Что касается миссис Крэндалл, о ней я могу сказать лишь одно: ее всю жизнь звали Тинтси, и теперь, когда вес ее перевалил за двести фунтов, продолжают звать так же.
Тинтси и Джед отпустили несколько приличествующих случаю фраз относительно того, как они рады иметь такого соседа и надеются, что он без церемоний станет к ним заглядывать, и т. д. Так как мистер Крузо холостяк — сказав это, Тинтси метнула в мою сторону лукавый взгляд, — велика вероятность того, что однажды вечером он окажется перед пустым холодильником. Если его постигнет подобная неприятность, ему достаточно постучать к своим соседям, и они гостеприимно распахнут перед ним дверь и усадят за стол!
— Скажите, а оружием вы интересуетесь? — неожиданно спросил Джед.
— У мистера Джеда превосходная коллекция пистолетов, — поспешно предупредила я.
— Да, с профессиональной точки зрения я не могу не интересоваться оружием, — заявил Робин. — Я пишу детективные романы, — пояснил он, заметив, что супруги Крэндаллы взирают на него с откровенным недоумением.
— Тогда вы просто обязаны побывать у меня в гостях! — с пылом воскликнул Джед. — Я подробно расскажу вам о каждом экспонате моей коллекции.
— Спасибо за приглашение, — широко улыбнулся Робин. Если подобная перспектива и внушала ему страх, он ловко сумел это скрыть. — Было очень приятно с вами познакомиться, — добавил они расплылся в еще более широкой улыбке, адресованной обеим пожилым парам.
Сопровождаемые нестройным хором, в котором слились фразы «до скорой встречи» и «всего наилучшего», мы вернулись к своему столику.
— Сегодня к нам в библиотеку заходила Джейн Ингл, — сообщила я. — Ее исторические изыскания увенчались успехом.
Мой рассказ о преступлении Корделии Боткин, которая разделалась со своей жертвой с помощью отравленных конфет, Робин выслушал с неподдельным интересом.
— До чего увлекательные истории происходят в вашем городе, просто пальчики оближешь! — изрек он, когда нам подали салат. — Из всего этого можно сделать отличную книгу. Не исключено, я сам за это возьмусь. Попробую свои силы в жанре документальной прозы.
Мне казалось, Робин должен воспринимать происходящее более отстраненно, чем я. В Лоренсетон он переехал совсем недавно, с жертвами преступлений познакомиться не успел, если только не считать жертвой мою маму. Предполагать, что он лично знаком с убийцей, у него тоже не было оснований. Тем не менее я чувствовала, что Робин близко к сердцу принимает события, потрясшие Лоренсетон. Это обстоятельство не могло меня не удивлять.
Проглотив очередной ломтик помидора, Робин ответил на мой невысказанный вопрос.
— Видите ли, Ро, писать об убийствах и сталкиваться с ними в реальной жизни — это совсем не одно и то же. Признаюсь, последнее произошло со мной впервые.
Заменив слово «писать» на слово «читать», я могла бы полностью отнести сказанное к себе. Количество книг об убийствах, проглоченных мною, наверняка перевалило за сотню. Но лишь несколько дней назад я выяснила, что самый одаренный писатель не в состоянии передать тех чувств, которые испытывает человек, обнаруживший труп. И тем более человек, которого пытались убить.
— Я тоже впервые столкнулась с убийством в реальности, — призналась я. — И, честно говоря, у меня нет ни малейшего желания обогащать свой опыт по этой части.
Робин перегнулся через стол и взял меня за руку.
— К сожалению, Ро, в этом мире мало что зависит от наших желаний, — философски изрек он. — И знаете, что поражает меня больше всего? Создается впечатление, будто преступник не испытывает ни малейшей личной вражды к своим жертвам. Возьмем хотя бы ваши отравленные конфеты. То есть не ваши, а… в общем, вы меня понимаете. Преступник выбрал вашу матушку исключительно потому, что она показалась ему похожей на жертву этой самой Корделии Боткин.
— Да, но ведь конфеты-то он послал мне, — напомнила я, внезапно ощутив, как в душе моей оживает подавленный страх. — Согласитесь, я ведь тут ни с какого края не подхожу. Да, мама отдаленно похожа на жертву Корделии Боткин. Правда, если бы ее убили, это послужило бы мне слабым утешением, — выпалила я. — Но на бандероли с конфетами стоял мой адрес. Почтальон отдал мне ее прямо в руки. Я обожаю эти конфеты и вполне могла слопать их в одиночестве, не поделившись с мамой. Так что преступник хотел убить именно меня. А может, не убить, а всего лишь заставить помучиться расстройством желудка. Это зависит от того, какая начинка обнаружится в конфетах. В деле Корделии Боткин ничего не говорится о том, что дочь ее жертвы тоже пострадала. Тут преступник действовал по собственному почину.