Однако их изумлению не было предела, когда, вместо того чтобы прыгать от счастья и осыпать поцелуями Тиму, девчонки неожиданно заартачились, причем особой противницей идти в дом оказалась Яна.
– То есть как это – «не пойду?» – злился Антон. – У тебя что, мозги тоже замерзли?!
– Если мы сойдем с тропы, нас будет труднее отыскать, – стояла на своем девушка, и Антон закричал:
– Какая тропа, Яна! Дай бог, чтобы мы вообще туда добрались, посмотри, как все занесло!..
– Я боюсь идти в незнакомый дом, – упрямо повторила Яна.
– Послушай, – терпеливо начал Тима, стуча зубами от холода. Его тоже охватывало раздражение на девчонок: похоже, они совершенно не имеют представления, насколько серьезно их положение. – Мы не можем больше находиться здесь, понимаешь? Уже ночь, и вряд ли сейчас нас смогут найти. Мы не можем рисковать, все замерзли. Лана, может, объяснишь своей любимой подруге?
– Все, надоело, – вмешался Антон. Он едва сдерживал себя. – Если хотите, оставайтесь здесь и ждите своих спасателей. А мы с Тимычем пойдем в дом.
– Постойте, – испуганно залепетала Яна, видя, что ребята действительно собираются идти и оставить их тут, прямо в снегу. – Я…
– Мы идем, – сказала за нее Лана. Яна бросила на подругу затравленный взгляд и опустила голову.
– Тогда за мной, – отрывисто проговорил Тима и зашагал вперед, освещая впереди свои следы. Антон, пропустив вперед девушек, замыкал шествие.
Дорога к дому заняла куда больше времени, чем предполагал Тима, хотя они и спешили изо всех сил. В какое-то ужасное мгновение ему в голову даже закралась мысль, что он снова свернул куда-то не в ту сторону, и уже в тот момент, когда он был готов признать это, луч неожиданно уперся в поблескивающие изморозью черные стены избушки.
– Тоже мне, дом, – полупрезрительно сказала Лана. – Курятник какой-то…
– Какой есть, – ответил Тима. Ему стало обидно – он шел за помощью, не зная дороги, нашел эту избу, спешил к ним обратно, а тут на тебе, курятник. Пусть хоть за курятник скажут спасибо.
– За неимением прачки будем трахать дворника, – с философским видом изрек Антон, вглядываясь в окно. Так ничего и не разглядев, он повернулся к девушкам.
– К-какого дворника? – дрожа от холода, спросила Яна.
– Какого-какого… Ефима Петровича, – ответил Антон и, видя, что Яна уже не в состоянии реагировать на его юмор, буркнул: – Это поговорка. Типа, шутка.
– Помоги мне, – крикнул Тима, пытаясь отворить дверь. Она поддавалась, но уж с очень большой неохотой, словно все еще раздумывая, стоит ли впускать внутрь этих странных замерзших путников.
После того как Антон пришел к нему на помощь, дверь наконец яростно скрипнула и отодвинулась ровно настолько, чтобы в получившееся отверстие можно было протиснуть тело.
– Есть кто внутри? – крикнул Тима, хотя и так было очевидно – дом был пуст.
Причем пуст очень давно, – внезапно подумалось ему.
– Почему здесь тоже холодно? – захныкала Яна. – Я скоро и вправду превращусь в сосульку!
– А ты что, думала, тут сауна? Дом давно не топили, – произнес Антон. На всякий случай он пошарил рукой по стене в поисках выключателя, но тщетно.
– Брось, откуда в тайге электричество, – сказал Тима. – В лучшем случае какой-нибудь допотопный генератор… Ладно, закрой поплотнее дверь, чтобы холод не шел.
Он посветил фонарем, изучая интерьер избы. Из крошечных сеней они прошли дальше и быстро обследовали дом, хотя обследовать особенно было нечего – две комнаты и нечто отдаленно напоминающее кухню. Причем об этом говорило не наличие плиты или холодильника, а сваленная в углу посуда: мятая жестяная миска, пара кружек, гнутая вилка и ржавый таз с куском грязного льда на дне.
Комнаты была немногим больше «кухни», зато выглядели почище. Из мебели в одной из них была лишь грубо сколоченная массивная кровать, заваленная старыми одеялами и тряпками. Во втором помещении находились печка, старая тахта, маленький рассохшийся стол, несколько кривоногих табуретов и небольшой комод. Освещая пространство комнаты, Тима радостно воскликнул: за комодом высилась аккуратно сложенная пирамида дров. Если с печкой все в порядке, то скоро они согреются.
– Тоха, возьми с кровати тряпки и заткни щели в двери. А я попытаюсь растопить печку, – распорядился Тима, начиная перетаскивать дрова. Тут же оказался и топор, прислоненный к стенке.
Антон, вздохнув, с выражением «раскомандовались тут» занялся дверью, а Тима начал колдовать над печкой. Его предположение о том, что дом давно пустует, подтвердилось – в печке почти не было золы и все опутано паутиной.
Он наколол тонких лучинок, соорудил нечто вроде «шалашика» и достал зажигалку.
– Молитесь, женщины, – с серьезным видом сказал он и, крутанув колесико, поднес дрожащий огонек к «шалашику». Пламя сначала нехотя лизнуло сложенные щепки, постепенно разгораясь, и Тима торопливо подкинул пару крупных поленьев. Через несколько минут огонь весело потрескивал, с жадностью обгладывая свой древесный ужин.
При виде оживающей печки девушки заметно повеселели, во всяком случае, Яна перестала ежеминутно вздрагивать и прислушиваться к малейшим шорохам (очевидно, ее все еще не покидала надежда услышать звук снегоходов разыскивающих их).
– Вроде все, – отдуваясь, доложил Антон, вернувшись в комнату. – Дует совсем чуть-чуть, но уже намного лучше.
– А когда станет совсем тепло? – Яна осторожно уселась на табурет и посмотрела на свои ноги. – У меня все ботинки промокли.
Тима помог ей снять влажную обувь и подвинул табурет ближе к печке.
– Скоро согреемся, – сказал он.
Антон тем временем взял фонарь и повторно осмотрел жилище. На так называемой кухне он обнаружил крошечный встроенный шкафчик, ржавые петли которого были перехвачены медной проволокой. Не долго думая, он размотал ее и открыл дверцы. Посветив внутрь фонарем, он радостно присвистнул: все полки были уставлены всевозможной утварью; там была керосинка, две запечатанные бутылки (очевидно, с керосином), моток суровых ниток, несколько коробков спичек, пять или шесть свечей, перетянутые резинкой, пара банок консервов, большая связка сушеных грибов, банка с какой-то крупой, мешок с сухофруктами… Он выгреб все это наружу и снова присвистнул: в самом углу тускло блеснула огромная бутыль с классическим длинным горлышком. Антон приподнял ее – она была приятно тяжелой, внутри бултыхалась какая-то мутноватая жидкость. Горлышко плотно замотано серой тряпицей. Вытаскивая бутылку из недр шкафа, Антон уже не сомневался, что это самогон.
Когда он вернулся в комнату и вывалил все это добро на стол, у девчонок глаза полезли на лоб.
– Ты в своем уме, Антон? – наконец спросила Лана. – Знаешь, как это называется? Воровство, вот как!
– Ой, нашлась праведница, – отмахнулся тот с присущим ему хладнокровием, когда речь заходила о еде. Он разложил на столе консервы. – Интересно, они съедобны?
– Ты хоть срок хранения посмотри, – посоветовал Тима, раздувая пламя. Он боялся сглазить, но вроде печка работала исправно. Уже одной проблемой меньше.
Антон посветил фонарем на банку, приблизил ее к глазам почти вплотную, словно пытаясь разглядеть под железом ее содержимое. Удивленно прищелкнул языком.
– Или у меня уже глюки от всех наших приключений, или я стал плохо видеть. Тут написано: «Срок годности до 01.01.78».
Он взял другую банку, около минуты вертел ее в руках с озабоченностью опытного коллекционера, рассматривающего редкую монету, затем поднял глаза на ребят:
– Такая же хрень. Тут, по ходу, какой-то Плюшкин жил, всякий хлам собирал.
Тима ничего не ответил. Отрегулировав заслонку на печке, он помогал Яне снять размокшие ботинки. Носки девушки тоже были мокрые, и он потянулся к рюкзаку – как хорошо, что он догадался взять с собой запасные!
– Переодевай.
Яна благодарно улыбнулась и стала стягивать носки.
Лана, видя, что Антон полез в мешок с сухофруктами, недовольно сказала:
– Антон, это неприлично. А если вернется хозяин?
Антон засмеялся. Выудил из мешка сморщенную дольку яблока темно-коричневого цвета, с подозрением оглядел и понюхал. Затем откусил кусочек, пожевал.
– Дорогуша, проснись и пой. Ты что, не поняла, что этот дом пустует как минимум лет десять? А то и все двадцать?
– Странно, – задумчиво сказала Лана. – Мой дядя с лесниками тут все исходил, заброшенных сторожек не должно быть.
– Какая теперь разница, – беспечно отозвался Антон, откладывая сухофрукты в сторону – по крайней мере, с ними все в порядке. Теперь его взгляд упал на бутыль, скромно стоявшую в сторонке, и глаза его блеснули.
– Господа, кто желает отведать местного виски? – галантно произнес он, роясь в карманах в поисках перочинного ножа.
– Только не говори, что собираешься попробовать это пойло, – морща носик, проговорила Яна, но Антон невозмутимо ответил:
