бы…
Но где брать информацию? Не у Руслана же с дымящейся шишкой.
— А кто еще из наших тогда работал? — спросил Женя.
— Гля, да никто. Все разъехались, один я как на галерах. А, обожди. Беленков работал! Ну, Беленков, сторож. Без руки который. С ним перетри. Я тебя у светофора высажу, годится?
Сторожа работали посменно: сутки через трое. Беленков был угрюмым здоровяком средних лет. Правую руку всегда держал в кармане, неохотно подавал левую, и Женя здоровался с ним левой рукой, полагал, так проявляет уважение.
Творческие планы разбились о досадную ошибку Руслана.
— Ты путаешь, — сказал Беленков, отрываясь от детектива в мягкой обложке. — Я здесь с две тысячи десятого. — И нырнул безразличным взглядом назад в книжку.
Женя сразу не поверил, навел справки в отделе кадров. Все верно, Беленков пришел в десятом по квоте на трудоустройство инвалидов.
Конечно, при желании можно было отыскать бывших сотрудников «Альтаира». Но пыл иссяк. И потом эти сны… сны выбили из колеи.
В среду он ссутулился за компьютером, массировал виски, надавливая пальцами на пульсирующие венки. Раздражал Бурдик, никчемно пародирующий Горбачева. Раздражали слащавые «человечки» Человечка. Йоха тараторила по телефону, разжевывала мужу, где лежит паспорт, — тоже бесила. Хотелось грохнуть кулаком об стол: заткнитесь все! Как писать в таком курятнике?
В кабинет влетел главный редактор. Бурдик и Юли притихли.
— Евгений! Что с сайтом?
— Все нормально, — встревожился Женя.
— Как нормально? Господи, ребята, не маленькие же!
Мышка скользила в ладони. Заголовки материалов сошли с ума.
«Ч..т кий план развития инфраструктуры…»
«По ч. т ный гражданин города…»
«В этот ч. т верг в театре имени…»
«Ч..т вертый раз с концертной программой…»
— Чорт, — прошептал Женя. — Сбой какой-то.
Он всматривался в цензурированные и разъятые ссылки. В последнее время он отвратительно спал. Признался ТНТ, отношения с которой так и забуксовали на отметке «обед, идем кофе пить». ТНТ посоветовала записывать сны, чтобы структурировать сигналы подсознания. Вот что у него получилось:
«Нахожусь в спальне, слышу мелодию из детской передачи. Страшно, но иду в гостиную, зову то маму, то бабушку. В гостиной включен телевизор. Стараюсь не смотреть на экран. Ищу пульт, он лежит на полу у кровати. Наклоняюсь, из-под кровати выскакивает рука, когтями обдирает мне пальцы до костей. В телевизоре смеются куклы».
«У меня день рождения, на торте девять свечей. Пью "Фанту" и не могу напиться. Мама дарит коробку, распаковываю: в коробке земля. Смотрю в коробку, на маму не смотрю, боюсь, что увижу не маму, а кого-то чужого. Знаю, что в коробке кукла-перчатка».
«В подвале "Альтаира" пытаюсь открыть обгоревшую дверь, она открывается снизу вверх. Понимаю, что это не дверь, а огромное веко, но не могу остановиться. Слышу мелодию из детской передачи…»
Законспектированные сны испортили Жене выходные. Пасмурным утром в понедельник он дописал про мелодию, перечитал, психанул и порвал бумажки на мелкие клочки. Бредя по аллее, высматривал среди облысевших каштанов бугристую голову Черта. Он не встречал старикашку с октября и был этому рад. Надеялся, Черт околел в распахнутой рубашке.
День телевидения отмечали в пятницу. Директор произнес речь, все пригубили шампанское в конференц-зале и рассредоточились по зданию. Из операторской гремел хип-хоп, из бухгалтерии доносился женский смех, журналисты жарили шашлыки за гаражом. К труженикам виртуального фронта присоединились режиссеры монтажа и выпускающий редактор. Хозяйственные Юли распаковывали контейнеры с домашними вкусностями. Человечек испекла пирог, парни скинулись на вино и «Кэптан Морган».
Бурдик хорохорился:
— Где вы, бабоньки, такого, как я, найдете! Не живот это, а моя большая душа!
Травил плоские анекдоты и анекдотами оправдывался за плоскость:
— Рабинович, вам не смешно? Смешно, так и что, мне смеяться из-за этого?
Человечек захмелела от глотка мадеры:
— Как же я вас всех люблю! Какие же вы все…
— Человечки! — закруглил фразу Бурдик. Он полез к Йохе, но был отфутболен, вдруг обратил внимание на ТНТ.
— Юленька, радость, мы с тобой полтора года душа в душу…
Женя попивал виски и думал благостно: «Все ведь хорошо, славный коллектив, мама мной гордится».
ТНТ выскользнула из его загребущих лап, подплыла к Жене. В нарядном синем платье, в завитках, как барашек. От нее пахло духами и лаком для волос.
— Вот скажи мне, Жень, чего мужикам надо?
— Это смотря каким.
Юля взяла со стола бутерброд, опомнилась: «Я же на диете, заметно?» — Бутерброд отложила и выбрала оливку. Потрогала ее ртом, высасывая влагу, плеснула очами, тихим населенным омутом.
— Ну тебе, тебе, чего надо?
— У меня все вроде есть.
— Поделишься? — Юля сунула ему дольку мандарина. — Закусывай! И идем прогуляемся, душно тут.
Они вышли под завистливым прищуром Бурдика.
— Мужикам, — рассуждала пьяненькая ТНТ, — секс нужен. Допустим, он и мне нужен, но зачем так в лоб? Можно же лаской, интеллектом. А не вот это: сразу в постель.
Женя соглашался, отхлебывая мелкими глотками из прихваченного стаканчика. В коридоре царил полумрак, снаружи монотонно гудел заглушаемый стеклопакетами ветер. В кабинетах гомонили телевизионщики, но Женя представил, что они с Юлей изолированы от окружающих в скрипучем, обожженном здании.
— Ты классный, — говорила ТНТ. — Дай локоть, у меня шпильки. Ты надежный. А мы, бабы, не ценим. Ой, икаю. Ой, дура. Же-ень.
— А? — рассеянно улыбнулся он, слушая спутницу вполуха.
— Же-ень, а я тебе на той фотке как? Правда понравилась?
— Очень понравилась.
— Хочешь меня поцеловать?
Через минуту от ее помады не осталось следа. Задыхаясь, как после кросса, Юля поманила пальчиком. В конце коридора отворила дверь.
— Ее никогда не запирают. Что стоишь?
Они ввалились в темноту, облизывая друг друга. Вспыхнула лампочка. Помещение дробили стеллажи с видеокассетами.
— Что это? — Возбуждение схлынуло, точнее, смелось взбудораженностью иного рода.
— Архив, — объяснила Юля, стягивая платье к животу. В пыльном экране отразилось деформированное лицо Жени. На телевизоре примостился видеомагнитофон и DVD-проигрыватель. — Его отцифровывают потихоньку, но тут этих кассет!..
Целуясь, они втиснулись между стеллажами. Юля выгребла из бюстгальтера грудь, притянула Женю нетерпеливо. Зловредная память подбросила образ: расхристанный Черт, длинный стариковский сосок. Наметившаяся было эрекция дала заднюю. Почуяв неладное, Юля опустилась на колени, рванула молнию, заурчала.
Он уперся руками в стеллаж и смотрел перед собой. Завхоз приклеила к полкам стикеры. «1996, июль». «1996, июнь». И на кассетах были приписки: «Город и люди», «К юбилею комбината», «Курьи