А Лариса тогда и не расстроилась вовсе, она родную мать не помнила совсем.
– Слушайте, вы журнал брать-то будете? – ворвался в ее невеселые мысли недовольный голос продавщицы. – У меня не районная библиотека, чтобы просто так читать!
Лариса взглянула на тетку. Что-то голос слишком нервный, опять же слова правильные знает – районная библиотека. Так и есть – образованная. И немолодая. Взгляд недобрый, очки на носу, губы сердечком накрашены. Небось раньше завучем в школе работала, привыкла на детей орать. Или в институте научном. А теперь ей в ларьке торчать – нож острый, все кажется, что унизительна для нее такая работа. И ненавидит она всех покупателей лютой ненавистью.
А кто виноват-то, что жизнь так повернулась. Она, Лариса, тоже не виновата, что росла, считай, без родителей. Но по этому поводу на людей не бросается.
Хуже нет этих, с высшим образованием, которые раньше мелкими начальниками были. Докторша у них в Центре рассказывала, что взяла в уборщицы кандидата наук. Намучилась с ней, та вместо уборки все ее норовила в спор политический втянуть. Прикрикнуть на нее неудобно – все-таки человек образованный, а в результате деньги ей платишь, а чистоты в квартире не больно прибавляется. Ну, наконец решилась, уволила кандидата наук, взяла простую хохлушку из-под Нежина. Та при разговоре падежи путает, зато по квартире не ходит, а летает, все у нее за два часа блестит и сияет. Каждый хорош на своем месте, уж это точно…
– Так будете брать? – столкнувшись с Ларисой взглядом, тетя понизила голос.
– Буду, – неожиданно для себя сказала Лариса, – сколько с меня?
И тут же пожалела – не денег, а себя. Зачем ей все это нужно? Как будто она не знает мамочкиной биографии. А что напишут в этих журналах – все вранье. Или рассматривать глянцевые снимки красоток-сестер и сравнивать их с собой?
Тем не менее она расплатилась и засунула журнал в тот же пакет, что и шкатулку.
– Это большое и богатое княжество! – кардинал говорил медленно, убедительно, но Зоя видела, что он сам не верит своим словам. – Только взгляни на меха и дорогие сосуды, которые прислал тебе Великий князь! Только взгляни на этих соболей и куниц! Таких мехов нет даже у княгини Орсини!
– Это княжество платит дань татарам! – возразила Зоя. – Мессер Аристотель говорил, что у них зима длится девять месяцев в году, а лето иногда вовсе не наступает. Это дикие места, далекие от всех христианских стран. Мессер Аристотель Фиораванти говорил, что половину страны занимают леса и болота, по улицам городов бродят дикие звери, а женщины красят щеки свекольным соком!
– Мало ли какие обычаи бывают на свете! – проворчал старый кардинал. – Все же этот Великий князь – полновластный государь в своей стране, и он христианин…
– Я – внучка императора! – гордо проговорила Зоя и откинула тяжелые темные волосы.
– Да, только империю твою отобрали турки! – кардинал грозно насупил брови, понизил голос. – Ты не забыла, чем кончилось сватовство герцога Караччиоло?
Зоя нахмурилась. Незачем было кардиналу поминать ту позорную историю!
Но кардинал встал, протянул ей руку для поцелуя и проговорил не терпящим возражений голосом:
– Послы Великого князя ждут! Помни, дочь моя, что смирение – одна из главных добродетелей женщины!
– Я никогда об этом не забываю! – Зоя прикоснулась губами к сухой руке кардинала, покорно опустила глаза.
– Да будет на тебе милость Господа нашего! – промолвил старик, поднимаясь.
Зоя поняла, что Его Преосвященство закончил разговор и больше не намерен слушать возражения.
Она, Зоя Палеолог, дочь деспота Мореи, внучка и племянница императоров, в Риме заново крещеная под именем София, вынуждена подчиняться приказам этого желчного старика, кардинала Виссариона Никейского.
Империя ее предков пала, пала под ударами несметных турецких полчищ, и она с малолетними братьями зависит от настроений и интересов римской знати. Эти кардиналы и епископы спят и видят, как бы выдать ее замуж с пользой для римской курии. Сейчас кардинал Виссарион лелеет планы при помощи ее замужества приобрести влияние в далекой северной стране и добиться унии между тамошним православным митрополитом и римской католической церковью.
Зоя хлопнула в ладоши. В комнату вошли две служанки, привезенные из отцовской деспотии – Милана и Бьянка.
– Одеваться! – приказала Зоя. – Одеваться для большого выхода!
Она встала посреди комнаты, подняла руки, как античная статуя, олицетворяющая величие и благородство. Служанки суетились вокруг нее, надевали одежду за одеждой – тонкий хлопок, дорогой индийский шелк, златотканую парчу…
Зоя прикрыла глаза, вспоминая дворец своего отца.
Тогда у нее было не две, а двадцать служанок. Отец ни в чем не отказывал своей любимице, у нее были многочисленные преданные слуги, самые дорогие украшения из всех стран света, самые красивые наряды, самые редкие диковины. У нее был даже собственный зверинец. Кое-что ей удалось привезти с собою в Рим, ведь она, внучка императора, не может быть бесприданницей…
Служанки закончили наряжать ее, напоследок осторожно надели высокий венец в индийских самоцветах, обернули шею тройной ниткой жемчугов. В этих тяжелых дорогих уборах Зоя чувствовала себя неловкой, неуклюжей куклой. Даже передвигалась она с трудом.
Собственно, она и была куклой, марионеткой в руках кардинала Никейского и других старых интриганов…
Пришли люди кардинала, взяли ее под руки, провели в парадные покои, усадили в кресло.
Зоя на мгновение прикрыла глаза, и к ней вернулась уверенность в себе, сознание собственного величия.
Ведь она – не жалкая простолюдинка, не какая-нибудь захудалая княжна из крошечного итальянского городка, она – Зоя Палеолог, внучка и племянница императоров тысячелетней Византии!
Покой постепенно наполнялся людьми.
Зоя узнала Примо деи Корса, смазливого остроумного венецианца, молодого князя Орсини, мессера Джанбатиста Питти и еще двоих юношей из Флоренции, чьи имена не запомнила. Остальные лица сливались в сплошную говорящую, усмехающуюся, злословящую массу.
Ее разглядывали с откровенным любопытством, как забавную зверюшку – еще бы, им никогда прежде не доводилось видеть византийскую принцессу в парадном одеянии.
Примо деи Корса что-то шептал на ухо своему соседу, кудрявому флорентинцу. На свое счастье, Зоя не могла слышать его слов.
– Толстая разряженная кукла, – шептал венецианец. – Щеки свисают, как у собачки старой герцогини Сфорца!
– Но глаза у нее красивые, – возражал флорентинец.
– Мой друг, как вы умудрились разглядеть ее глаза? По-моему, они совсем заплыли жиром!
