- Надо ее повесить… Но это противоречит всем канонам педагогики — за проступок надо наказывать, а не поощрять его подарками. Сама не знаю, зачем я так поступаю… — тетка говорила негромко, будто спорила сама с собой, а потом, сменив интонацию, бодро скомандовала: — Гвозди и молоток мне, немедленно!
Когда Аннушка вернулась в комнату с ящиком инструментов, Александра Георгиевна стояла у стены, держа на вытянутых руках свое новое приобретение, прикидывая, куда именно его следует повесить. Спина в розовом пиджаке заслоняла холст, и, хотя оберточная бумага валялась на полу, девочка по-прежнему не могла видеть, что именно было изображено на картине. Беспричинная, глупая, нелепая тревога переполняла душу Аннушки. Медленно-медленно, как в липком, тягучем ночном кошмаре, она сделала шаг вперед и в сторону, пытаясь заглянуть за спину тетки.
- Аннушка! Где ты?! Тебя только за смертью посылать!
- Я…
Если бы Александра Георгиевна в этот миг посмотрела на свою племянницу, то подумала бы, что девочке грозит неминуемый обморок — лицо Аннушки приобрело неестественную восковую бледность, а ее и без того большие глаза превратились в голубые озера, до краев наполненные ужасом. Но тетка возилась с картиной, а потому так и не обернулась.
Преодолев приступ беспричинного панического страха, Аннушка все же осмелилась посмотреть на зловещую картину. На ней была изображена большая светлая комната, за окном которой виднелся лоскут голубого неба и пышные заросли цветущей сирени. Мебель в комнате отсутствовала, на медово-желтом паркетном полу застыли квадраты солнечного света. Внимание привлекали две детские игрушки — лошадка- качалка и красно-синий мяч, нарисованные в левом углу картины. За ними на втором плане виднелась чуть приоткрытая, выкрашенная белой краской двустворчатая дверь. Картина очень точно передавала атмосферу детской, казалось, что малыш, которому принадлежали игрушки, только-только вышел из комнаты, и если прислушаться, где-то вдали еще можно было расслышать детский смех и бодрый топоток ног.
- Аннушка, подай мне молоток и выбери подходящий гвоздь — не слишком толстый, но достаточно длинный.
- Да, сейчас.
Страх лопнул, как мыльный пузырь. Вместо него пришла растерянность. Аннушка не могла понять, почему она так боялась увидеть то, что было изображено на картине, почему строила нелепые догадки и тряслась, как осиновый лист на ветру. А тишину спальни, тем временем нарушил громкий стук молотка.
- Ну как?
Женщина и девочка стояли рядом, рассматривая занявшую свое место картину.
- Спасибо, тетушка, вы просто прелесть! — привычным движением Аннушка чмокнула тетку в щеку. — Она замечательно здесь смотрится!
- И больше никаких дамских романов! Поверь, Аннушка, я хочу тебе только добра, — бросив последний взгляд на картину, Александра Георгиевна величавой походкой вышла из комнаты.
Подумав, что ей все же следовало завесить окно, Аннушка отвернулась к стене, натянула на голову одеяло. Свет фонаря пронизывал всю комнату насквозь, не позволяя расслабиться. Впрочем, поводов для бессонницы было и так достаточно — девочка раздумывала о предстоящем походе в школу, где ее ждали насмешки и издевательства несносной Кристины, вспоминала свои нелепые страхи, связанные с появлением картины, гадала, чем могли окончиться приключения героини конфискованного тетушкой романа. А еще Аннушку раздражал непонятный звук — очень тихий, почти на гране слышимости, монотонный и назойливый. Наверное, это поскрипывали стоявшие под окном качели. Такое объяснение вполне удовлетворило девочку, но потом ее стал тревожить вопрос, кто именно раскачивался на них в такую позднюю пору?
Сердцем вновь завладела угасшая было тревога. Рядом с Аннушкой происходило нечто непонятное и страшное, не поддающееся рациональному объяснению. Такое случалось с ней в раннем детстве — тогда девочка панически боялась темноты, и стоило только погасить в помещении свет, как оно наполнялось фантастическими, смертельно опасными монстрами. Самым страшным местом было пространство под кроватью, которое представлялось проходом в измерение безграничного ужаса. Маленькой Аннушке казалось, стоит только спустить босые ноги на пол, как те, кто скрывался под кроватью, вцепятся в них и утащат ее в бездну, полную кровожадных чудовищ. Теперь Аннушка только посмеивалась над детскими страхами, но в эту ночь все изменилось, она словно перенеслась лет на семь назад, и давно забытые кошмары начали потихоньку обретать силу.
- Я должна быть сильной! — твердо произнесла девочка, сев на кровати. — Должна!
Взгляд Аннушки упал на подаренную тетушкой картину — вообще- то изображенную на ней комнату заливали потоки солнечного света, но сейчас по непонятной причине он превратился в лунный. Казалась, в нарисованной детской воцарилась самая настоящая ночь. Аннушке показалась странной такая перемена, но сейчас ей было не до оптических иллюзий. Перед девочкой стояла нелегкая задача — преодолеть неожиданно вернувшиеся детские страхи и спокойно, как разумный взрослый человек подойти к окну. Конечно же, черная тень под кроватью не представляла опасности для жизни, Аннушка отлично это знала, но чувства подсказывали ей совсем иное… Ступни опустились на прохладный пол. Затаившаяся под кроватью тьма находилась совсем рядом, выбирая подходящий момент для молниеносной атаки. Липкая, как смола, темнота могла запросто окутать ноги Аннушки и затянуть в свое логово.
- Это глупо! Просто глупо!
Осторожно, как по тонкому льду, девочка двинулась вперед. До окна было шагов пять, не больше, но этот путь казался испуганной Аннушке бесконечным. Она понимала, как нелепы ее страхи, злилась на себя, но никак не могла справиться с мучительным, тоскливым ожиданием чего-то страшного, переполнявшим ее душу.
Освещенный фонарями двор был виден, как на ладони. Крыши соседних, прятавшихся за кронами лип и кленов домов, клумбы с яркими петуньями, песочница, детский городок, зеленые качели… Вопреки ожиданиям Аннушки, на качелях никто не раскачивался и вообще во дворике не просматривалось ни одной живой души.
А звук, встревоживший Аннушку, не смолкал. Наоборот, он становился все громче и отчетливей. Так и не найдя объяснения происходящему, девочка неподвижно стояла у окна, чувствуя, как стынет от ужаса ее душа. Вскоре ей удалось уловить, откуда исходит мерное постукивание и, повернув голову, Аннушка посмотрела на подаренную теткой картину.
- Не может быть…
Волосы на макушке зашевелились, по спине пробежал холодный озноб. Такого просто не могло случиться в действительности, но нарисованная на холсте лошадка-качалка покачивалась, издавая тот самый зловещий стук. Девочка, словно завороженная, следила за тем, как раскачивается несуществующая игрушка. Она смотрела, не моргая, пока не почувствовала резь в глазах. Рыжеватые ресницы Аннушки дрогнули, только на миг прикрыв глаза, а когда она подняла веки, то увидела перед собой самую обычную картину. Назойливый стук тут же смолк. Поборов оцепенение, девочка почти вплотную подошла к картине, пытаясь понять, что именно она увидела. Вблизи иллюзия пространства исчезла и изображенная на холсте детская превратилась в плоскость, испещренную разноцветными мазками. Но стоило только отступить на полметра, как комната вновь обретала объем, а сама картина превращалась в окно, ведущая в другую реальность.