Человек обладает психической энергией, о присутствии которой в себе обычно не подозревает. Особенно сильно эту энергию излучают глаза. Поэтому взоры в зависимости от доброй или злобной сущности человека и от его мыслей могут быть как убийственными, так и благодетельными. Дурной глаз — жизненный факт. В прошлом веке французский крестьянин Жак Пелисье взглядом убивал птиц и превратил свою способность в источник дохода. Особенно хорошо знают «смертный глаз» на Востоке.
— Один из мальчиков моей группы какой-то удивительный фокус показывает. Те, кто видел, говорят, что он оживляет картонную фигурку, — сказала мне воспитательница.
— Пошлите его ко мне, — ответил я. Разговор происходил в библиотеке 31-го строительного училища (теперь оно переименовано в ГПТУ №… в городе Балхаше) то ли в 1963, то ли в 1964 году — точно не помню.[3]
Училище было типа закрытого интерната, «мальчиками» назывались юноши от 16 до 20 лет. Были «девочки» такого же возраста. В калейдоскопе моей жизни, где чередовались всевозможные должности, то вознося меня до лектора университета, то опуская до ночного сторожа, это был сравнительно тихий период. Тогда я работал библиотекарем, устраивал читательские конференции и водил питомцев училища в новогоднем хороводе… Здесь я тесно соприкасался с молодежью и с некоторыми ребятами крепко подружился…
— Вы меня звали?
Передо мною стоял шестнадцатилетний парень, русоволосый, с веселыми смышлеными глазами.
— Да! Да! У нас разговор будет. Садись-ка сюда!
Люди видят и слышат немало удивительного, необычного, но из боязни, что их высокомерно просмеют, назовут суеверами, молчат. Чтобы разбить это молчание, нужно такому человеку показать, что ты сам принадлежишь к категории высмеиваемых «суеверных», что ты сам знаешь удивительные случаи…
Я с этого и начал. Вскоре парнишка проникся ко мне доверием и признался, что он может заставить картонную фигурку плясать. К этому признанию необыкновенно авторитетным тоном он добавил:
— И все это только гипноз.
Но стоило задать ему вопрос, как он понимает слово «гипноз», как оказалось, что у него самые смутные представления о нем и что он пользуется этим словом как научным термином-маской, которым можно прикрыть все необычное, не боясь, что тебя привлекут к ответу…
Он обещал продемонстрировать передо мной свое искусство и попросил картона, чтобы сделать новую фигурку «плясуна» — старая уже пришла в негодность.
На другой день (дело было под вечер) в библиотеке находились я, воспитательница, две-три девочки и Геннадий, мой постоянный добровольный помощник. Пришел наш чародей и принес изготовленную им фигурку, которую сейчас же представил перед нами для рассмотрения, чтобы мы могли убедиться, что в ней никаких хитроумных приспособлений нет, что она, одним словом, «без обману»…
Фигурка представляла собою человечка высотой сантиметров 30, а вернее, это был «чертик», так как на голове у него красовались два рожка. Руки и ноги с локтями и голенями были вырезаны отдельно и потом прикреплены к соответствующим местам. В общем, она напоминала те картонные фигурки, которые, если дергать за нить, совершают однообразные движения, одновременно поднимая руки и ноги. Разница была лишь в том, что в фигурке нашего чародея не было той нитки, за которую можно было дергать. Руки и ноги были привязаны нитью, которая тут же была коротко обрезана. Никакой дополнительной нити не было. Фигурка действительно безо «всякого обмана».
— Ну, какой же я буду волшебник, если у меня не будет волшебного жезла! Дайте какую-нибудь палочку! — воскликнул чародей.
Палочки не было. Была тоненькая дощечка, какими ящики заколачивают. Чудодей продольным ударом о край стола отломил от нее длинную щепку и решил: «Сойдет».
Бросил (без всяких приготовлений) фигурку на пол. Сел на пол и сам, широко развернув ноги так, что фигурка пришлась между ног ниже колен. Затем он начал чертить концом щепки широкие круги вокруг фигурки, дунул на нее, напевая при этом песенку «Эй вы, сени, мои сени» и покрикивая: «Вставай!»
И вдруг фигурка, представляющая на полу вследствие своих свободно болтающихся конечностей довольно-таки бесформенную кучу, потянулась кверху и тут же бессильно упала обратно на пол. Но спустя несколько мгновений она вскочила и начала плясать. Нет! Это не был механизм, совершающий запрограммированные движения! Это было живое существо, которое творчески варьировало пляс, било руками по голяшкам, быстро вертелось — никакой механизм не проделал бы этого. Кроме того, где же спрятан этот механизм? На голой картонке?
Пляс внезапно прервался — плясун упал.
Мы думали, что это конец представлению, но нашему артисту этого показалось мало: он снова стал напевать, и фигурка еще раз вскочила, поплясала и упала.
— Ну все! — сказал чудодей.
Тем все и закончилось.
На другой день юный маг мне сообщил, что родом он из окрестностей Алма-Аты, каких-нибудь 40 км от города… Воспитал его отчим, обладающий от природы необычными способностями.
К отчиму приходили курильщики и пьяницы, желающие избавиться от своей дурной привычки, и, если отчим их призывал, они действительно переставали и пить и курить. Отчим многое может — он от природы такой. Его даже вызывали в Москву в какой-то институт и предложили там остаться. Отчим не захотел и вернулся домой. Раньше он работал бухгалтером, а теперь перешел в сторожа во фруктоводческом совхозе. И ему это очень выгодно: другие сторожа берут на ночь под охрану по три гектара, а отчим — целых двенадцать, и никто у него яблока не украдет.
— А почему не украдет? — спросил я.
— Да зайти-то на участок вор может и яблок тоже может нарвать, но уйти ему никак невозможно.
— Как так — невозможно?
— Да очень просто: он видит перед собою ямы и пропасти и боится шагу ступить. А тут отчим подходит и говорит: «Вытряхивай!»
Далее он сообщил, что умению заставлять фигурку плясать обучил его отчим. Три месяца в подполье упражнялся. Потом захотел блеснуть выступил на сцене местного клуба. Сделал две фигуры, по метру каждая, и заставил их вальс танцевать. Это было трудно, и отчим сидел среди зрителей и помогал. Так публика прямо ошалела, пришла в дикий восторг, схватила его…
— Они меня чуть не разорвали, — припомнил он боязливо.
* * *
Адрес отчима я записал, но след юноши, фамилии которого я не называю, потерялся… Но если какой-либо институт им заинтересуется, найти, думаю, можно. А теперь я расскажу о моем первом, можно сказать «детском», опыте «столоверчения».
