— А язык? Вы говорите по-русски без акцента.
— В той жизни я тоже умел говорить по-русски, но плохо. А здесь это не имеет значения. Все понимают друг друга. Как бы вам объяснить попроще… То, что вы слышите — это язык вашего и моего сознания. «Над-язык». Вы так же легко будете разговаривать и с бразильцем, даже если никогда раньше не слышали португальский. Мы только стремимся, чтобы вновь прибывших встречал человек со схожим менталитетом. У нас ведь с вами схожий менталитет, не так ли? Оба — славяне и жили при социализме.
— А здесь какой …строй?
— Райский, — захохотал Петр Иванович. — Но можете называть его коммунистическим, хотя это очевидная глупость.
— Почему?
— Эх, Николай Викторович… — он укоризненно посмотрел на меня. — А еще писатель. — (Я уже не удивился тому, что он знает мое имя). — Про общественный строй можно говорить в обществе, где есть какие-то материальные отношения между людьми. А здесь их нет.
— Вообще нет?
— Вообще. Итак, берег моря?
— Да, тропического моря.
— Отлично.
…Сине-зеленый туман вокруг нас рассеялся, и мы оказались на берегу моря. Белый песок, бирюзовое море, сливающееся с небом, и большой разноцветный шатер на берегу среди пальм.
Я ахнул от восхищения.
— Как это произошло? Как мы переместились?
— Боюсь, что мы никуда не перемещались, — сказал Петр Иванович. — Поймите, здесь все иначе. Нужно время, чтобы освоиться.
— А море настоящее?
— Ну, как бы настоящее. Можете поплавать, только не забывайте, что вы плывете.
— А если забуду, то утону?
— Нет, просто пойдете по дну, а я не знаю, какой здесь рельеф дна. Можете где-нибудь застрять среди подводных скал и испугаться. Умереть — не умрете, но ощущения будут схожими.
Вздохнув, я еще раз оглянулся вокруг себя и со скепсисом посмотрел на нового знакомого:
— Не хотите ли вы сказать, Петр Иванович, что все это вокруг создано вашим воображением, которое передалось и мне?
— Частично и моим, и вашим. Мы проверяли — то, что видят перед собой разные люди, несколько разнится. Но это частности. Ни моего, ни вашего воображения не хватит, чтобы представить этот мир, пусть и воображаемый, во всех деталях. Тем более, не хватит знаний о предмете. Вы, к примеру, знаете, как устроена эта сосновая шишка? — Он поднял её с песка. — Или вот эта раковина? В лучшем случае вы вспомните, если хорошо учили химию в школе, что это какое-то соединение кальция. Но какое именно — наверняка не знаете. То есть, на молекулярном уровне не знаете. И я не знаю. Видимо, при наших перемещениях в этом «пространстве» происходит подключение какого-то внешнего источника информации с почти абсолютным знанием о вселенной.
Петр Иванович забросил шишку в море, и она поплыла по волнам, как ей и полагалось.
— Впрочем, если вас интересуют философские вопросы райского бытия, вам лучше поговорить с кем-то из философов. Могу познакомить вас с Лениным, я случайно с ним знаком.
— С Лениным?!!
— Да успокойтесь вы! — снова стал хохотать Иванов, взглянув на меня. — С Владимиром Ильичом Ульяновым. Разве вас должно удивлять, что и он здесь?
От этой новости я минуту приходил в себя, потом робко спросил:
— И как он здесь …поживает?
— Как все. Разве что популярным личностям здесь надоедают больше, чем нам, менее известным. Поэтому они, как правило, ведут себя уединенно. У него есть достаточно интересная теория о том, где мы и что с нами. А если же его не заинтересует общение с вами, можете просто скачать эту теория с его сайта.
— С компьютера? На небесах есть компьютеры?
— И интернет. Пора вам начать объяснять основы здешней жизни. Итак, здесь есть все, что создано к этому моменту на Земле. К примеру, сто лет назад в раю был только телеграф и радио, так же, как и на Земле, а теперь есть и интернет. Только с той разницей, что материальная основа жизни и предметов здесь совершенно иная. Если её вообще можно назвать материальной. Хотя, скорее всего, это тоже какая-то форма материи, но неизвестная ученым на Земле. Вы — марксист?
— Хотел бы надеяться, что да.
— Здесь есть все, что имеется в настоящий момент на Земле. Только по отношению к ней мы выступаем невольными потребителями. Физические опыты здесь производить чрезвычайно сложно и опасно — есть риск взорвать к чертям собачим все эти небеса и нас вместе с ними. Но воссоздать всё уже имеющееся на Земле — можно мгновенно, из ничего. По крайней мере, для нас, субстанций, это выглядит именно так. Хотите мороженое? — В руках у него появились два батончика эскимо. — Полагаю, что им не испортим себе аппетит перед едой, это фруктовое и не очень сладкое.
— Мы бесплодны? — спросил я своего Вергилия, откусывая кусок эскимо малинового цвета, которое ломило зубы холодом.
Петр Иванович кивнул головой:
— В биологическом смысле, да. Во всяком случаи дети здесь не рождаются. И нет большинства из того нематериального, что есть у человека на Земле.
— Чего же?
— Много чего. Например, нет работы как средства существования.
— Но вы же только что были на работе, встречали субстанции с Земли?
— Это только мое хобби. В раю трудно себя занять чем-то полезным для общества.
— Вы сказали, что здесь есть интернет. Значит, можно и связаться с Землей?
— Нельзя. Можно открыть любой земной сайт, можно связаться с любым местным сайтом, но вот обратной связи с Землей нет.
— Почему?
Петр Иванович развел руками:
— Очевидно, так было задумано. Не спрашивайте — кем. Здесь много странного для землянина. Мы даже не знаем, в какой точке пространства находится наш «рай». Параллельный мир, наверное.
— А мы сами — что-то вроде привидений?
— Похоже. Поплаваем или будем пировать?
— Пировать.
— Тогда пошли в шатер.
Глава третья. Пир двух субстанций
Я уже не удивлялся, когда в шатре обнаружился все, что принято ассоциировать с попойками почтенных патрициев Древнего Рима. Несколько низких лежанок с подлокотниками, такой же низенький, но громадный по габаритам стол, весь заставленный многочисленными яствами (назвать это просто едой было бы кощунством). В центре стола бил фонтан, изображающий собой писающего мальчика. И в диссонанс к ним в углу шатра стоял …компьютерный стол, правда, тоже изящной работы, на котором небрежно валялись большой ноутбук и беспроводная мышь.
— Извините, Петр Иванович, за глупый вопрос новичка, но как все это мы станем есть и пить, если мы …нематериальны?
— Объясняю. Еда и питье, совершенно очевидно, тоже не материальны. Как и то эскимо, которым мы только полакомились. Видимый, осязательный и вкусовой фантом, создающийся нашим воображением. Но если вы хоть раз в жизни попробовали, допустим, виноград — он отщипнул виноградинку от большой грозди — то у вас в голове остались воспоминания о вкусе винограда. Что и будет воспроизведено, когда вы отправите ее в рот.
