– Признайтесь честно, вы действительно ничего не знаете или у вас относительно книги свои планы? Учтите, если вы ее где-то опубликуете мимо нас, мы все равно…
– Да о чем вы?!.. – негодование, отразившееся на лице Анны, выглядело совершенно искренним, и Алексей ей поверил.
– Значит, придется вести собственное расследование, – он вздохнул, – знаете, сколько детективов прошло через меня за двенадцать лет, но сам никогда еще не выступал в роли сыщика. Вы не помните фамилии гаишников, зафиксировавших ДТП?
– Нет. Да вы ж сами сказали, что они ни в чем не сознаются.
– Но с чего-то начинать надо. Я еще позвоню, – редактор встал и не прощаясь, вышел.
…Господи, о чем он говорит? – Анна уставилась в закрывшуюся дверь, – У Максима сколько книг – его язык узнают сразу! Да и зачем мне что-то красть у любимого мужа? Бред…
Дверь открылась, и вошел один из «умельцев».
– Ань, чего этот тип хотел от тебя?
– Миш, тебе какое дело? – голос ее сделался раздраженным.
– Да так… – парень соскреб с ладони солидол, – подумал…
– Слушай! – перебила Анна, – я уже говорила, что очень люблю мужа, поэтому думай о ком-нибудь другом! Я просила посмотреть машину – опять же, если тебе не трудно, и ничего больше! Если ты считаешь…
– Ничего я не считаю, – Миша вздохнул, – только у твоего писателя баб…
– Миш, – устав сотый раз объяснять одно и то же, Анна отвернулась к окну, – нет у него никаких баб. Просто он, в основном, пишет о женщинах и для женщин!.. А, знаешь, почему? – она резко обернулась, – мужики книг не читают, а только водку жрут!
– Не только. К примеру…
– Миш, отстань, а?
Миша вышел, хлопнув дверью, и Анна усмехнулась.
…Какой дурак! Неужто он, правда, думает, что смог бы заменить Максима? Макс ведь – моя судьба; так ведь все было спланировано изначально… Она закрыла глаза и вместо леса, реки, домиков на сваях и мужиков, возившихся с ее машиной, возникло… нет, не видение, и не спонтанное воспоминание, а картинка, осознанно вызванная разумом. Это был первый ключевой момент в ее жизни, сохранивший ценность с высоты прожитых лет; именно тогда она задумала то, что потом сумела воплотить.
– …Мне ведь сегодня шестнадцать, – Аня сидела в углу, даже не сменив платье на будничные джинсы, и говорила так серьезно, что мать, мывшая посуду, удивленно обернулась. Она не поняла, к чему это напоминание, если только что разошлись гости, праздновавшие день рождения.
– Я знаю, милая, – тем не менее, мать улыбнулась, – тебе даже больше – шестнадцать лет и девять часов.
– Мам, а помнишь, что ты обещала?
– Анют, – мать выключила воду и вытерев руки, погладила девочку по голове, – конечно, помню. Но сейчас у меня очень много работы, и мы не можем поехать на море. Давай, отложим до августа – как раз «бархатный» сезон…
– Я не об этом, – Аня подняла голову, – ты обещала, когда я вырасту, рассказать об отце. Кто он? Куда делся?
– Честно говоря, я думала, ты забыла, – мать вздохнула.
– Я не забыла.
– Скажи, зачем тебе это? – мать присела рядом, – его ведь никогда не было в твоей жизни.
– Ты не поняла, мам, – Аня улыбнулась, – я не собираюсь его искать, но у меня ведь скоро тоже появятся мальчики. Я ж не очень страшная, правда?
– Господи, что за глупости! – мать прижала дочку к себе, – ты, конечно, не фотомодель, но очень даже…
– Мамочка, сама знаю, что лучше всех! – Аня засмеялась, причем, не вымучено, а абсолютно искренне, потому что не так давно пришла к выводу – красивым жить сложно; вокруг них всегда полно поклонников, а чем шире выбор, тем проще ошибиться. У обычных же девчонок бывает всего два-три пацана, которым они действительно нравится, – мам, я просто не хочу повторить твоих ошибок, а они запросто могут случиться – мы ведь с тобой похожи, правда?
– Правда, – мать отвернулась, задумчиво глядя в темный закуток под раковиной, и Аня не торопила ее – она уже знала, что мать сдержит слово.
– Твой отец был прекрасным неудачником, – вздохнув, наконец произнесла она.
– А чем он прекрасен, и в чем неудачник?
– Прекрасен… ну, мне так казалось. А неудачник… он же возомнил себя великим писателем; эдаким непризнанным гением, которого смогут оценить только потомки. Поэтому жили мы на одну мою зарплату библиотекаря. Сама понимаешь, каково это, но чисто по-человечески с ним было хорошо. Потом я забеременела, а он продолжал писать. Я «пилила» его, что надо идти работать, иначе нас выгонят из квартиры за долги… в общем, не выдержал он – запил. Я ушла, а он, как потом рассказывали, спился окончательно, так ничего и не издав. Не знаю, возможно, если б я его поддержала, в конце концов он бы стал богатым и знаменитым…
– Мам, ты жалеешь об этом? – Аня прижалась к ней.
– О чем? – мать искренне удивилась, – о том, что русская литература потеряла классика? Знаешь, это не мои проблемы. Свою задачу я выполнила – родила тебя, вырастила. Разве не в том предназначение женщин?
– Ну да, их дело рожать детей, – уверенно повторила Аня прописную истину, которая, как и все прописные истины, очень хороша умозрительно, но имеет массу противоречий с реальной жизнью. Хотя тогда у нее еще не было собственного опыта реальной жизни.
– Больше замуж меня никто не звал… – мать вздохнула.
– Мамочка, – Аня сильнее сжала ее плечи, – я тебя очень люблю и все у нас будет хорошо – мне просто нужно было знать.
Они обе заплакали – одна над тем, что безвозвратно ушло; другая, заранее – над тем, что еще только будет, ведь взрослая жизнь, как оказалось, гораздо сложнее, чем видится из детства…
…Наверное, преемственность поколений все-таки существует, – подумала Анна, плавно вплывая из прошлого в настоящее, – я сделала то, на что не решилась мать, ведь без меня Максим давно б бросил писать и стал самым заурядным предпринимателем. И судьба существует – что-то ж затащило меня тогда в редакцию; и то первое апреля я смогла «проглотить»… А потом был еще наш судьбоносный костер…
Эти три события являлись следующими вехами, хотя в промежутках, да и после них, случалось много всего, плохого и хорошего, но оно уже происходило, когда они вместе двигались по четко обозначенной кем-то дороге.
Кукушка в лесу принялась отсчитывать года, но Анне показалось, что счет идет не вперед, а назад. Она легко представила институтский коридор, распахнутые двери пустых аудиторий, широкую лестницу, спускавшуюся к массивным дверям, за которыми обитал вечер и такая долгожданная весна; левое крыло занимала кафедра электротехники, где царствовал доцент Киселев, с удовольствием валивший девчонок на экзаменах и приговаривавший при этом: – Учите, девочки, учите, иначе муж напьется, а вы не знаете, как лампочку вкрутить…
