— Вставай, пошли обратно.
С замирающим сердцем Джон последовал за ней. Он знал, что жене вовсе не нужны открытки или неосмотренные памятники. Она стремится отыскать тех женщин. Может, даже не для того, чтобы поговорить с ними, а лишь побыть рядом. Когда они вышли на площадь, где стояли палатки, Джон заметил, что толпа поредела, а среди немногих оставшихся туристов сестер не было видно.
Очевидно, они отправились к причалу. Джон вздохнул с облегчением.
— Посмотри, сколько открыток во втором киоске. А платки — просто загляденье. Давай я куплю тебе платок.
— Но у меня их так много, милый, — начала было возражать Лора. — Не транжирь попусту лиры.
— Это вовсе не транжирство. Я сегодня в таком настроении — хочется что-нибудь купить. А может, возьмем еще и корзину? У нас в доме вечно не хватает корзин. Или кружева? Что ты скажешь насчет кружев?
Смеясь, Лора позволила ему подтащить себя к прилавку. Джон копался в груде выложенных перед ним товаров, болтал с улыбающейся торговкой, которая, слушая его ломаный итальянский, улыбалась еще больше. Но в глубине души он знал, что делает все это лишь для того, чтобы оттянуть время, дать возможность основной группе туристов дойти до причала и сесть на паром. Тогда сестры-близнецы навсегда уйдут из их жизни, недаром говорится, что с глаз долой…
— Кто бы мог подумать, — сказала Лора минут двадцать спустя, — что в такую маленькую корзинку влезет столько ненужного хлама, — но ее переливчатый смех был для Джона верным признаком того, что все в порядке, что ему не о чем больше тревожиться, что недобрый час миновал.
Прогулочный катер, на котором они приплыли из Венеции, стоял в ожидании у пристани. Приехавшие вместе с ними пассажиры — группа американцев и господин с моноклем — были уже тут. Еще утром, собираясь на эту экскурсию, Джон подумал, что, включая стоимость завтрака и билетов туда и обратно, она обойдется им втридорога. Но сейчас, уже не жалея о деньгах, он думал лишь о том, что, отправившись на Торчелло, совершил самую непоправимую за время их отдыха в Венеции ошибку.
Они с Лорой прошли на катер, отыскали свободные места на палубе, и суденышко, пыхтя, направилось по каналу в лагуну. Отошедший раньше рейсовый паром быстро удалялся по направлению к Мурано,[4] они же взяли курс на Сан Франческо дель Дезерто,[5] а оттуда прямо в Венецию.
Джон обнял жену и прижал к себе, а она, улыбнувшись в ответ, положила голову ему на плечо.
— День был чудесный, — проговорила Лора. — Я никогда его не забуду, никогда. Знаешь, дорогой, только сейчас я, наконец, смогу получать настоящее удовольствие от нашей поездки.
У Джона словно камень с души свалился. Теперь все будет хорошо, решил он, пусть верит во что угодно, если эта вера делает ее счастливой.
Перед ними росла и ширилась четко очерченная на фоне мерцающего неба удивительно прекрасная панорама Венеции, города, где им еще столько предстоит увидеть, где прогулки вдвоем теперь, когда так изменилось душевное состояние Лоры и исчезла висевшая над ними черная тень, будут восхитительными. А вслух Джон начал рассуждать, как провести вечер, где пообедать — лучше не в том ресторане возле театра, куда они обычно ходили, а где-нибудь еще, в каком-нибудь новом месте.
— Ладно, — согласилась Лора, поддаваясь его настроению, — но только найдем ресторанчик подешевле, а то сегодня мы и так слишком много потратили.
Их гостиница возле Большого Канала показалась им такой желанной и уютной. Служащий с приветливой улыбкой протянул ключ. Спальня с аккуратно расставленными на туалетном столике Лориными флакончиками имела знакомый домашний вид, но в то же время в ней ощущалась та праздничная атмосфера непривычности, какой-то приподнятости, которая бывает лишь в комнатах, где мы останавливаемся на время отпуска. Комната становится нашей лишь на мгновение, сохраняет индивидуальность, пока мы вдыхаем в нее свою жизнь, и вновь делается безликой после нашего отъезда.
В ванной Джон открыл оба крана и пустил струю воды, предвкушая ее горячее прикосновение.
«А вот теперь, — подумал он, возвращаясь обратно в спальню, — настало, наконец, время любви».
И когда он подошел к жене, она все поняла, протянула ему руки и улыбнулась. Какая блаженная легкость после всех этих недель напряжения.
* * *
— Вообще-то, — проговорила Лора позднее, сидя перед зеркалом и вдевая серьги, — я не особенно голодна. А что, если пообедать здесь, в гостинице? Это будет не очень скучно?
— О, Господи! Ни за что! — воскликнул Джон. — Среди занудных семейных пар? Я умираю с голоду. К тому же я в превосходном настроении и собираюсь напиться.
— Но только я не хочу туда, где яркие огни и музыка.
— Ни в коем случае… Нужен маленький, темный и тесный подвальчик, даже довольно мрачный, полный любовников с чужими женами.
— Гм, — хмыкнула Лора, — ясно, что из этого получится. Ты заприметишь себе итальянскую красотку лет шестнадцати и весь вечер будешь ей глупо ухмыляться. Мне же, бедной покинутой, придется довольствоваться созерцанием широченной омерзительной спины какого-нибудь молодчика.
Смеясь, они вышли на улицу и окунулись в волшебство теплой ласковой ночи.
— Давай пойдем пешком, — предложил Джон. — Пройдемся и нагуляем аппетит для нашего грандиозного ужина.
Улочки, как всегда, неизбежно вывели их к Моло,[6] к волнам, бьющимся в борта танцующих на воде гондол, к разрывающей темноту ночи веренице огней. Всюду были такие же пары, бесцельно бродящие взад и вперед и впитывающие разлитую вокруг праздную радость жизни, и неизменные шумные группы азартно жестикулирующих матросов, и шепот темноглазых девушек, и цоканье их высоких каблучков.
— Беда в том, — заявила Лора, — что в прогулках по Венеции человек изначально не подвластен самому себе. Думаешь: «Вот только перейду этот мостик — и обратно», но за этим мостиком тебя манит следующий, и так до бесконечности. Между прочим, я совершенно уверена, что в этой части города нет никаких ресторанов. Мы ведь недалеко от Народных садов, где устраивают Бьеннале.[7] Давай повернем назад. Я знаю, что у церкви Сан Дзаккария[8] есть ресторанчик. К нему ведет узенький переулок.
— Послушай, — предложил Джон, — а что, если мы сейчас пройдем мимо Арсенала,[9] перейдем на мост и повернем налево. Тогда мы сможем выйти к Сан Дзаккария с другой стороны. Помнишь, мы шли так вчера утром?
— Да, но тогда было светло. Мы сейчас можем не найти дороги, улицы ведь почти не освещены.
