«Ты делал это и прежде, и раненые даже о том не подозревали».
И это тоже правда. В прошлом, в далеких заморских странах, он исцелил тысячи незнакомых ему людей. Но потом поклялся никогда больше не использовать свой дар.
«Но ведь ты уже нарушил эту клятву, разве нет? Исцелил сержанта Ольсена, сильно пострадавшего во время падения вертолета. А уж этого человека незнакомцем никак не назовешь, он один из твоих командиров».
Дункан принялся расхаживать взад и вперед возле постели больного, нерешительность причиняла ему почти физические муки. Однажды опозорившись в Китае, он решил, что дар — это скорее проклятие, нежели благословение Господне. И поклялся никогда больше не прибегать к той таинственной силе, что жила у него внутри. Тогда на протяжении нескольких месяцев внутренний голос так и подталкивал его, ныл, жаловался, убеждал, но он оставался верен клятве, ему удавалось побороть искушение.
Вплоть до сегодняшнего дня.
Дункан вздохнул, понимая, что более не в силах противиться.
Под гул вентилятора и попискивание монитора, на котором отражалась сердечная деятельность Кейда, Дункан опустился на колени посреди палаты и начал молиться.
— Святой Отец всемогущий, с тяжелым сердцем обращаюсь к тебе я…
Спустя какое-то время он принял решение.
Он спал.
И видел во сне холодное серое море, волны которого лизали серый песок пляжа, видел серый шар солнца, что медленно опускался к серому горизонту. Он стоял возле самой кромки воды, обозревал унылое серое пространство, ждал. Хотя и осознавал, что ждать больше нельзя. Но в сердце ожила надежда, хоть он и понимал, насколько неуместна она в таком мрачном месте. Надежда возникла вопреки всему, и игнорировать ее было нельзя. Он пришел сюда, в это время и место, как бы оно там ни называлось, с целью… встретить кого-то?.. Что-то увидеть?..
Он не знал.
Но чувствовал: оно уже близко.
Знал это твердо, как свое собственное имя.
И вот он стоял на этом необычном берегу. Стоял, надеялся и смотрел, как серое солнце заваливается за горизонт и вокруг сгущается всепоглощающая чернильная тьма.
А он все ждал.
Все смотрел.
Вдруг где-то вдалеке, среди темных неприветливых вод, блеснул лучик света, такой живой, яркий, обнадеживающий, что сердце его забилось в радостном предвкушении.
Но, увы, время его истекло.
Где-то позади, за спиной, раздался в ночи ужасающий злобный рев невидимого существа, который тут же подхватили другие. Их были дюжины, и зловещий вой, казалось, заполнил собой все пространство ночи.
Он инстинктивно потянулся к мечу, что висел за спиной в ножнах.
Он узнал этот вой и визг, слышал его достаточно часто во время своих путешествий в потусторонний мир. Знал, что издает его стая псов-призраков, учуявших близкую добычу.
И он развернулся и бросился им навстречу, размахивая мечом.
Они показались из тумана — стая мчалась вперед по каменистому берегу. Теперь, когда они собрались вместе, потребность в призывном вое отпала. И псы в зловещей тишине летели прямо на него.
Первую тварь Кейд встретил без колебаний — не успела она вцепиться ему в горло, как он отступил на полшага в сторону и рассек ее тело мечом ровно на две половинки. Точно так же поступил и со второй, затем вонзил острие в грудь третьей. Чтобы выдернуть меч, потребовалось немалое усилие, пришлось даже наступить ногой на обмякшее костлявое тело.
И тут на него набросилась вся остальная свора.
Он крутился и вертелся, размахивал сверкающим мечом, уничтожал тех тварей, что подбирались к нему на опасно близкое расстояние, держался на одной лишь ярости и силе духа. У ног его собралась уже целая гора трупов, но псы-призраки не переводились, из тумана вылетали все новые, перепрыгивали через трупы своих собратьев, пытаясь добраться до него.
Они все напирали и напирали, и у него не было другого выхода, кроме как начать отступление к воде. Он медленно двигался спиной к морю, все внимание было сконцентрировано на озлобленных призраках, заполонивших собой, казалось, все пространство. Выставил перед собой меч, словно чудодейственный талисман, и отходил, ощущая в воздухе солоноватый привкус крови. Вот он уже почувствовал, как ног коснулась холодная вода…
И тут вдруг твари остановились.
Они носились по пляжу у самой кромки воды, завывали мерзкими голосами, от звука которых содрогалась его душа, но в воду не входили. Эта кромка стала своеобразным барьером, который они не хотели или просто не могли преодолеть и бесновались от собственного бессилия.
«Интересно, — подумал Кейд, — что же скрывают эти темные глубины, что или кто отпугивает кровожадных и мерзких тварей?» И едва эта мысль успела промелькнуть в голове, как чьи-то ледяные руки ухватили его за лодыжки и рывком утащили под воду.
От неожиданности он вскрикнул и тут же набрал полный рот воды. И не успел опомниться или предпринять что-либо, как почувствовал — его тащат с непостижимой скоростью, затягивают в самые глубины моря.
Кейд начал бешено брыкаться и изворачиваться всем телом, стремясь вырваться, высвободиться. Он понимал: остаются считанные секунды до того момента, как кончится кислород в легких и он потеряет сознание.
Но невидимые руки вдруг отпустили его, и он вырвался на поверхность, захлебываясь, жадно глотая воздух. Потом огляделся и увидел, что находится в нескольких десятках ярдов от берега. Меч куда-то пропал, призраки гончих продолжали носиться по пляжу. И снова никакого выбора у него не было. Надо плыть к берегу, решать проблемы по мере их поступления. Оставаться в воде… об этом не может быть и речи.
Он набрал в грудь побольше воздуха, приготовился плыть и тут вдруг почувствовал: ледяные руки вновь ухватили его за лодыжки и потянули вниз.
Только на сей раз рук этих была не одна пара. Он чувствовал, как чьи-то пальцы мертвой хваткой впились ему в щиколотки. Холодные и противно липкие, они сжимали ступни, лодыжки и икры, в то время как другая пара рук впилась в колени, стремясь стреножить его.
Они увлекали его все глубже, в беспросветно темные воды.
Однако на этот раз, перед тем как погрузиться в воду с головой, Кейд услышал голос. Голос звал его, выкрикивал его имя. Но ответить он не мог, не мог открыть рта, иначе сразу захлебнулся бы, наглотался солоноватой на вкус воды. А это привело бы к неминуемой гибели. «Ответь!» — кричал ему внутренний голос, но он поборол искушение, крепко стиснул зубы, а холодные руки тем временем не отпускали, затягивали все глубже и глубже, стальной хваткой держали за ступни, лодыжки, икры.
