Весь день и последовавший за ним вечер прошли словно в навязчивой дымке дурного сна. Я чувствовал себя так, как будто с твердой земли ступил в бурлящую, угрожающую, сводящую с ума бездну тьмы и утратил всякую ориентировку. Все это было слишком омерзительно – и слишком неясно и нереально. Перемена, произошедшая с самим Киприаном, была не менее ошеломляющей и вряд ли менее ужасающей, чем отвратительный призрак из книжной лавки и демонические скульптуры, созданные с поразительным мастерством. Им словно овладела какая-то дьявольская сила или сущность.
Куда бы я ни пошел, я был бессилен отделаться от неуловимого ощущения, что меня кто-то преследует, от пугающего незримого ока, неусыпно следящего за мной. Мне казалось, что безжизненно-серое лицо и дьявольские желтые глаза могут снова возникнуть передо мной в любой момент, что песья морда с гнилыми клыками вдруг начнет истекать слюной прямо над столиком в ресторане, где я обедал, или на подушке моей кровати. Я не осмеливался открыть купленный том Гойи из страха обнаружить, что некоторые страницы все еще запятнаны слюной призрака. Я вышел на улицу и весь вечер слонялся по кафе и театрам – везде, где толпились люди и горел яркий свет. Уже далеко за полночь я отважился бросить вызов одиночеству моей гостиничной спальни. Затем последовали изнурительные часы бессонницы, когда я, дрожащий, покрытый холодным потом, томительно ожидал неизвестно чего в ярком свете электрической лампы, которую так и не решился погасить. Наконец, почти на рассвете, не сознавая этого и даже не пройдя через обычное дремотное состояние, я провалился в глухой сон.
Я не помню никаких сновидений – лишь безграничную зловещую подавленность, преследовавшую меня даже в глубинах забытья, чтобы затянуть меня своей бесформенной неотвязной тяжестью в бездну, о которой не знают даже самые просвещенные умы и которую не может постичь ни одно живое существо.
Был уже почти полдень, когда я очнулся и обнаружил, что смотрю в отталкивающее мумифицированное обезьянье лицо и адски светящиеся глаза страшилища, которое так напугало меня у Тоулмэна. Существо стояло в шаге от моей кровати, и позади него на моих глазах стена, оклеенная обоями с цветочным рисунком, исчезала в бескрайнем море мглы, кишащей какими-то мерзкими фигурами, подобно чудовищным бесформенным пузырям на равнинах волнующейся грязи и сводах из вьющихся дымков. Это был совершенно другой мир, и мое душевное равновесие было поколеблено тем зловещим водоворотом, на который я смотрел. Мне казалось, что моя постель головокружительно взлетает вверх и медленно, точно в каком-то бреду, кувыркается в бездну, что мутное море и отвратительное видение плывут подо мной, и в следующее мгновение я упаду на них и меня безвозвратно увлечет в этот мир чудовищного уродства и непристойности.
На грани полной паники я боролся с головокружением и с чувством, что чья-то чуждая воля притягивает меня, что грязное чудовище манит меня гипнотическими чарами точно так же, как, по рассказам, змея гипнотизирует свою добычу. Я, казалось, мог прочесть зловещие намерения в его блестящих желтых глазах, в беззвучном подергивании липких губ, и я содрогнулся от отвращения, когда моих ноздрей коснулась его омерзительная вонь.
Очевидно, простой попытки внутреннего сопротивления оказалось достаточно. Серое море и устрашающее лицо исчезли, растаяв в свете дня. Я увидел орнамент из чайных роз на обоях там, где только что расстилалась клубящаяся бездна, и кровать подо мной опять стала успокоительно горизонтальной. Я лежал в ледяном поту пережитого ужаса, погруженный в волны кошмарных подозрений, неземных опасностей и затягивающего меня безумия, и лишь телефонный звонок случайно вернул меня в обычный мир.
Я бросился к аппарату. Это был Киприан, хотя я едва смог узнать мертвые, безнадежные интонации его голоса, из которого исчезла его былая безумная гордость и самоуверенность.
– Мне надо немедленно тебя видеть,- произнес он.- Ты можешь прийти в мастерскую?
Я чуть было не отказался и не сказал, что меня внезапно вызвали домой, поэтому совсем не осталось времени, и я опаздываю на дневной поезд – что угодно, чтобы только избежать повторного посещения этого дьявольски зловещего места, как вдруг он заговорил снова:
– Ты просто обязан прийти, Филипп. Я не могу рассказать тебе всего по телефону, но случилась страшная вещь – Марта исчезла.
Я согласился, сказав, что пойду в студию, как только оденусь. Кошмар приблизился вплотную, неизмеримо сгущаясь после его последних слов, но постоянно преследующее меня лицо девушки, ее панический страх, отчаянная мольба и мое невнятное обещание не позволили мне отказаться с чистым сердцем.
Я оделся и вышел на улицу, терзаемый самыми страшными предположениями, жуткими сомнениями и предчувствиями тем более ужасающими, что я не понимал их причин. Я пытался вообразить, что могло произойти, старался собрать в единое целое обрывки устрашающих уклончивых намеков в ясную логическую схему, но обнаружил, что не могу вырваться из хаоса призрачной угрозы. Даже если бы у меня и было время позавтракать, я не смог бы проглотить ни крошки. Я быстро дошел до студии и увидел Киприана, бесцельно стоящего в окружении своих мрачных статуй. Он выглядел как человек, ошеломленный ударом сокрушительного оружия или же взглянувший в глаза Медузы Горгоны. Он безучастно поприветствовал меня пустыми невыразительными словами. Затем точно заведенный механизм, будто говорило только его тело, а не голова, он начал свое чудовищное повествование.
– Они забрали ее,- просто сказал он.- Возможно, ты не знал или не был уверен в этом, но я делал все мои скульптуры с натуры – даже эту последнюю группу. Этим утром Марта позировала мне, всего лишь час назад или даже меньше. Я надеялся, что сегодня закончу лепить ее, чтобы не нужно было приходить сюда, пока я не завершу остальные фигуры. На этот раз я не вызывал этих бестий, потому что знал, что она все больше и больше их боится. Мне кажется, что ее страх за меня был сильнее, чем за себя саму, да и меня, признаться, они немного тревожили той дерзостью, с которой иногда задерживались после того, как я приказывал им уйти, и тем, что иногда появлялись без приглашения. Я был занят завершающими штрихами в фигуре девушки и даже не смотрел на Марту, когда внезапно осознал, что эти создания уже здесь. Мне хватило одного запаха – полагаю, ты знаешь, что это за запах. Я поднял глаза и увидел, что мастерская просто заполнена ими – они никогда прежде не появлялись в таком количестве. Они окружили Марту, стеснившись вокруг и отталкивая друг друга, протягивая к ней свои мерзкие когти. Но даже в тот момент я не думал, что они могут тронуть ее. Они не материальные существа, как мы, и у них нет физической силы за границами их собственного измерения. Все, на что они способны – это только коварный гипноз, и они все время пытаются при помощи него утащить тебя в свое измерение. Упаси Бог попасть к ним, но тебе необязательно идти за ними, разве что ты слаб или сам хочешь этого. Я никогда не сомневался в своей способности противостоять им, и даже не помышлял о том, что они могут что-то сделать с Мартой. Однако я испугался, когда увидел их адскую шайку, и поэтому довольно резко велел им убираться. Я рассердился и был немного встревожен. Но они лишь гримасничали и пускали слюни с этим их медленным, шевелением губ, которое так напоминает беззвучное бормотание. А потом они сгрудились над Мартой, точно так же, как я изобразил их в этой проклятой скульптуре. Только там были десятки этих созданий, а не семеро. Я не могу описать, как это случилось, но вдруг их жуткие когти достали Марту, они схватили ее и тянули за руки и ноги. Она закричала – надеюсь, что никогда больше мне не доведется слышать другой крик, столь же полный жестокой агонии и душераздирающего страха. И я понял, что она покорилась им, сознательно или же в приступе ужаса, и они уносили ее.
