— Стало быть, непременно должна существовать духовная связь?
— Конечно.
— Благо ли то, что мы сейчас делаем?
— Да, если это делается с благой целью.
— А что следует считать дурной целью?
— Любопытство и желание позабавиться.
— Это может принести вред?
— Да, очень большой.
— В чем он выразится?
— Может так случиться, что вы вызовете силы, которые вам неподвластны.
— Злые силы?
— Низшие.
— Вы говорите, они опасны. Опасны потому, что грозят нашей жизни или нашей душе?
— Иногда и душе, и жизни.
Наступило молчание, темнота, казалось, сгустилась еще плотнее, только над столом вился и курился зелено-желтый туман.
— А вы. Мойр, хотите что-нибудь узнать? — спросил Гарви Дикон.
— Только одно: вы молитесь там, в вашем мире?
— Молиться должно в любом мире.
— Почему?
— Потому что, молясь, мы отдаем дань уважения силам, которые сотворили нас.
— Какую религию вы исповедуете там?
— Мы исповедуем разные религии, точно так же, как и вы.
— Вы не обладаете точными знаниями?
— У нас есть только вера.
— Господи, ну сколько можно рассуждать о религии, — не выдержал француз. — Вы, англичане, — народ серьезный, для вас нет ничего важнее веры и религии, но до чего же это скучная материя! Мне кажется, с помощью этого духа мы можем поставить грандиозный опыт, hein? Это будет сенсация, величайшая сенсация
— Но ведь вопросы веры и религии действительно самое важное, что может интересовать человека, — возразил Мойр.
— Ну что же, если вы так считаете, продолжайте в том же духе, недовольно отозвался француз, — Что касается меня, то я все это слышал невесть сколько раз, мне хочется провести эксперимент с помощью духа, который к нам явился. Но если вы еще не удовлетворили свое любопытство, то, пожалуйста, задавайте ему вопросы, а когда вы их исчерпаете, мы займемся кое-чем поинтереснее.
Но чары рассеялись. Сколько мы ни задавали вопросов медиуму, она молчала, неподвижно сидя на стуле. Только глубокое ровное дыхание доказывало, что она жива. Над столом все еще клубился туман.
— Вы нарушили гармонию. Она отказывается отвечать,
— Но ведь мы узнали от нее все, что она могла нам сказать, hein? Что касается меня, я хочу увидеть то, чего никогда не видел раньше.
— Что же эта такое?
— Вы позволите мне попробовать?
— Что именно?
— Я говорил вам, что мысль материальна. Сейчас я хочу это доказать и дать вам возможность увидеть то, что на самом деле представляет собой всего лишь мысль. Мне это доступно, не сомневайтесь, сейчас вы сами увидите. Пожалуйста, сидите и не двигайтесь, ничего не говорите, и пусть ваши руки спокойно лежат на столе.
В студии стало еще темнее, еще тише. Я снова почувствовал страх, который такой тяжестью сдавил мне сердце в начале сеанса. Волосы на голове зашевелились.
— Получается! Получается! — вскричал француз срывающимся голосом, и я понял, что нервы его тоже напряжены до предела.
Светящийся туман медленно соскользнул со стола и поплыл мерцающим облаком по комнате. В дальнем углу, где темнота была особенно густой, облако остановилось и стало сгущаться, разгораясь, и постепенно превратилось в плотный ослепительно яркий овал — странный зыблющийся источник света, который ничего не освещал, сияние, не посылающее лучей в темноту. Раньше туман светился зеленовато-желтым, теперь он налился сумрачно красными оттенками, переходящими в багровый. Но вот на это багровое ядро стала наползать темная, похожая на дым субстанция, ее слой становился все толще, все плотнее, тверже, все чернее. И вдруг свет исчез, его полностью поглотила тьма, обвившаяся вокруг него.
— Дух покинул нас.
— Тише… здесь кто-то посторонний.
Из угла, где раньше был свет, доносилось тяжелое дыхание, кто-то беспокойно двигался в темноте.
— Что это? Ле Дюк, что вы сделали?
— Все идет как надо. Нам решительно ничего не угрожает. — Голос француза дрожал от возбуждения.
— Боже милосердный, Мойр, здесь в студии какое-то большое животное! Вот оно, возле моего стула! Кыш! Брысь!
Это был голос Гарви Дикона, его заглушил удар по какому-то тяжелому предмету. Потом… потом началось нечто невообразимое. Какое-то огромное существо заметалось среди нас в темноте, оно взвивалось на дыбы, всхрапывало, било копытами, наскакивало на мебель, разнося ее в щепы. От стола остались одни обломки. Мы бросились кто куда. Существо бешено носилось по студии, грохоча копытами. Мы вопили от ужаса, расползаясь по сторонам в надежде где-нибудь спрятаться. Вдруг тяжелое копыто опустилось на мою левую руку, кости хрустнули.
— Свет! Зажгите свет! — последовал истошный крик.
— Мойр, спички! Скорее спички!
— Да нет у меня спичек. Дикон, где спички?
— Не могу найти. Эй вы, француз, прекратите это светопреставление!
— Это не в моих силах. О, mon Dieu, я ничего не могу сделать! Откройте дверь! Где дверь?
Шаря наугад в темноте, я к великому счастью нащупал рукой дверную ручку. Тяжело дыша и всхрапывая, существо промчалось мимо меня и с ужасающим громом стукнуло копытами по дубовой перегородке. Едва зверь пронесся, я тотчас же повернул ручку, и в следующий миг все мы были в коридоре, а дверь захлопнута. В студии оглушительно гремело, трещало, слышался грохочущий стук копыт.
— Кто это? Ради всего святого, кто это?
— Лошадь. Я видел, когда дверь открылась. Стойте, а как же миссис Деламир?
— Нужно вынести ее оттуда. Идемте, Маркем, нельзя медлить, дальше будет еще хуже.
Мы распахнули дверь и вбежали в студию. Она лежала на полу среди обломков сокрушенных стульев. Мы подхватили ее на руки и быстро вынесли. Я все-таки оглянулся: из темноты на нас глядели странные горящие глаза, потом застучали копыта, я едва успел захлопнуть дверь, и тут на нее с силой обрушился могучий удар, она треснула сверху донизу.
— Он хочет вырваться! Он сейчас вырвется!
— Бегите, иначе мы все погибнем! — закричал француз.
Животное снова обрушилось на дверь, и что-то высунулось из пролома. Это был длинный белый рог, он блестел в свете лампы. Его блеск поразил нас, но рог тут же исчез.
— Скорее, скорее! Сюда! — кричал Гарви Дикон. — Вносите ее! Быстро!
И вот наконец мы в столовой, и тяжелая дубовая дверь заперта. Мы положили бесчувственную женщину на кушетку, и тут Мойр, этот знаменитый делец с железной хваткой, потерял сознание и рухнул на коврик возле камина. Гарви Дикон был бледен, как покойник, он судорожно дергался, точно в эпилептическом припадке. И вот мы услышали, как с громом разлетелась дверь студии, и животное вырвалось в коридор, оно носилось взад-вперед, взад-вперед, фыркая и стуча копытами в такой ярости, что весь дом дрожал. Француз закрыл лицо руками и плакал, как испуганный ребенок.
