…Ее разбудил распространившийся по дому запах свежесваренного кофе. Кофе в семь утра – это начало рабочего дня Томаса. В выходной он вставал ровно на час позже. Камилла надеялась, что на сегодня он взял отгул, но, судя по тому, что был совершен утренний кофейный ритуал, Томас решил уехать. Вспомнив вчерашнюю встречу и тот неприятный тон, каким он велел ей сесть в машину, она решила, что сегодня ни за что не станет с ним ссориться. Ради чего? Она любит его, она поклялась быть с ним в горе и радости и должна его во всем поддерживать. Ей и так повезло, что ее полюбил мужчина, о котором она мечтала с детства. Лелея свои добрые намерения, она отправилась в ванную.
…В кофейнике был свежий кофе. Томас не любил пользоваться кофемашиной, варил сам. Камилла обжарила в тостере кусочек хлеба, налила полную кружку кофе и подошла к окну, выходившему из кухни во двор, чтобы помахать мужу на прощание.
Прошедший ночью снег выбелил двор, старые деревья, что росли вдоль заборчика, дорогу, убегавшую за соседские дома. Фьорд в эту пору года был покрыт пористым тающим льдом, Мраморные острова казались вереницей дрейфующих во льдах кораблей.
Томас, в светло-серой куртке и черной вязаной шапочке, подаренной ею на день рождения, неторопливо смахивал с машины снег щеткой на длинной ручке. Улыбаясь, она постучала по стеклу костяшками пальцев, он обернулся и с милой улыбкой, которую она обожала, помахал ей. Потом озабоченно крикнул, жестикулируя:
– Как голова?..
Камилла показала ему поднятый вверх большой палец. Он удовлетворенно кивнул, прощаясь, поднял руку, она помахала в ответ и отошла от окна. Томас уже завел машину, но вдруг, что-то вспомнив, вылез и пошел к багажнику. Камилла заметила это краем глаза. Вчерашняя сцена со злосчастным енотом встала перед глазами, как живая. За те несколько секунд, что Томас открывал багажник, в Камилле все оцепенело, она вдруг отчетливо увидела, что сейчас произойдет. Это было иррациональное предчувствие, мучительное, как внезапная вспышка в темноте. В чем-то это было очень похоже на вдохновение, побуждавшее ее писать картины, мастерить кукол, пойти и испечь пирог по только что придуманному рецепту. Тогда ее подхватывал и увлекал какой-то волшебный вихрь, сейчас – сердце готово было выпрыгнуть из груди, а видение приблизилось настолько, что она могла различить каждую белую ость в полосатом хвосте зверя, который вот-вот скользнет из машины на землю и рванет к аллее…
Она отпрянула от окна, чтобы Томас ее не видел, но не смогла отвести взгляд от поднимающейся белой крышки багажника. Когда пушистый зверь, перепачканный собственной кровью, выпрыгнул из машины и несколькими прыжками пересек двор, а потом выскочил через раскрытые ворота и вдарил по дороге, Томас негромко рассмеялся… Он обернулся, чтобы посмотреть, видела ли Камилла. Но она затаилась за портьерой. В превосходном настроении он сел в машину и уехал. Створки кованых ворот медленно сомкнулись, приведенные в движение автоматической системой.
Камилла не могла сойти с места. Чтобы унять бешеную карусель мыслей, она призвала на помощь одну-единственную, спасительную: все хорошо, это просто работа Томаса. Просто работа. Просто работа. Но почему-то ей вспомнилась гора Ульрикен. Как было бы хорошо оказаться сейчас там, наверху, под вечно ледяными ветрами, в совсем ином, иллюзорно-близком мире гор, окружающих город. Там, откуда любая земная проблема кажется маленькой и несущественной…
Через три недели
Бьорн Слеттен сидел в очереди в кабинет доктора Хансена и думал с сожалением о том, что для него жизнь вступила в ту странную фазу, о которой уже не слагают любовных песен. В сорок два года силы еще есть, но уже не те, с хромой ногой не побежишь стометровку на время. Мужественность и та какая-то надсадная. Приходится все время напрягаться, доказывая ее, а в это время безжалостный внутренний голос нашептывает про подмоченность пороха и седеющие виски.
Сегодня утром его подробно допрашивал следователь из прокуратуры. Как он оказался на месте покушения? Почему фру Ульсен в него выстрелила? Уверен ли он, что у них с фру Ульсен не было любовной связи? И прочая чушь. При этом никакой профессиональной солидарности или хотя бы сочувствия, а ведь почти коллеги. Ему не единожды было сказано, что фру Ульсен принадлежит к уважаемой семье и имеет общественное положение. Читай между строк, что Бьорн – ноль, всего лишь частный детектив, выслеживающий неверных жен и мужей. А то, что фру, определенно, страдает манией преследования и палит в первого встречного, который показался ей подозрительным, значения не имеет. А если, возразил следователь, это была самооборона?!
Эти мысли только взвинчивали нервы, Бьорн решил переключиться на что-нибудь приятное, например, на созерцание пейзажа. Он пересел поближе к окну, но пелена снега скрывала даже деревья больничного парка. По коридору ходили врачи и студенты в белых врачебных костюмах. Хирургическое отделение клиники – довольно оживленное место, не то что реанимация, куда он загремел две недели назад. Рядом кто-то со злостью бубнил, Бьорн ни слова не мог разобрать, но злоба удивила его, очень удивила. Человек находился на грани психического срыва, примерно как фру Ульсен. Он скользнул взглядом по очереди – все было спокойно. Бормотание заглохло.
Он снова вспомнил, как занимался наблюдением за объектом. Чтобы не вызвать подозрение, пришлось припарковаться у дороги, довольно далеко от дома, и задействовать бинокль. Объект – нагловатая девица с красной челкой и татуировкой на шее, 24 года, рост 179, постоянно ржет как лошадь. Содержанка, естественно. Квартира в дорогом районе, черный, со стальным отливом голландский «Спикер» за миллион шестьсот. Господи боже, неужели этим местом можно столько заработать? Красный кожаный салон и движок от «Кадиллака»… Да, пожалуй, он тоже весело ржал бы при таких доходах. Клиент нанял его, чтобы выследить ее любовника. Бьорн был почти уверен, что в свободное время девчонка подрабатывала на стороне, но не успел сообщить об этом клиенту – словил пулю от пухлой пятидесятишестилетней фру, медленно поравнявшейся с ним на своем «Лендкрузере», когда он сидел в засаде. Эта психопатка выстрелила в него в упор через опущенное стекло. Бьорн помнил, как сам вызвал карету «Скорой помощи», как его везли под завывание сирены. Но это все. Фру, которая оказалась соседкой девчонки, забрали, когда он уже лежал бездыханный на операционном столе. Она ждала полицию на месте, чтобы с нескрываемым злорадством доложить об уничтожении врага, и ела шоколадные конфеты.
Очередь уменьшилась на одного человека. Бьорн продвинулся по скамье к кабинету доктора Хансена и оказался напротив смуглого типа с усиками, лет тридцати, в хорошем сером костюме и голубой рубашке без галстука. Отличный типаж жиголо, красивый черноволосый испанец или португалец с горячей кровью. Как с картинки. Деньги есть, но не так чтобы много – слишком неспокойный взгляд. Тип смерил Бьорна с головы до ног, усики брезгливо дернулись. Старушка в кокетливой шляпке, похожая на королеву Елизавету, тоже рассеянно взглянула на него и снова погрузилась в изучение глянцевого журнала.
