В конце концов (Вадим знал, что так и будет) Сашка повернулся к ним и спросил:
– Но где мистер Холмс?
Андреич, глазом не моргнув, заявил:
– Наверное, занят. Обычно он встречает гостей на первом этаже, ну, где кресло с «Таймс», ты сам видел.
Сашка задумчиво кивнул.
– Мы подождем его, правда, Вадим?
– Ну… если не очень долго – подождем, конечно.
– Сейчас спросим у горничной, – сказал Андреич.
Они спустились на второй этаж, в гостинную… – и обнаружили, что в кресле действительно сидит… Ну, не Холмс, конечно, просто некий старик, нарядившийся в костюм той эпохи. Низенький, с солидным брюшком, как-бы-Холмс перелистывал неожиданно тонкими пальцами громоздкий фолиант. Рядом в подставке для газет виднелась «Таймс».
Толстенные очки все норовили съехать с широкого, мясистого носа; старик в который раз надвинул их поглубже и уставился на гостей.
– Мистер Холмс? – выдохнул Сашка.
– Добро пожаловать, господа. Если хотите сфотографироваться – не стесняйтесь.
Вадим с раздражением подумал, что горничной вполне бы хватило. Сажать в кресло этого клоуна – только все портить, неужели хозяева музея не понимают?
– Мистер Холмс, – сказал Сашка, – а можно… я хотел бы…
Вадим не помнил, чтобы Сашка когда-нибудь так себя вел. Мальчик всегда держался уверенно, а сейчас словно подменили ребенка.
Точнее – снова сделали ребенком: доверчивым, ранимым, хрупким.
– Я на английском… сам знаешь, – шепнул Андреич, – так что договариваться тебе. Здесь так принято: дети просят Холмса помочь, тот с ними беседует… родители тихонько выбивают чек в кассе. Мне Рогожин рассказывал, они в прошлом году ездили… Это по типу наших Дед Морозов на заказ.
– Присаживайтесь, молодой человек, – лже-Холмс указал на стул. Сашка пристроился на самом краешке. – Излагайте суть вашей проблемы. А вы, господа…
Андреич жестом показал, что, мол, уже ушли, нет нас уже, – и вытолкал Вадима на лестницу.
– Касса, – сказал, – на первом этаже, где сувенирка.
Выбора не было, хотя в том, что вся эта история к лучшему, Вадим ой как сомневался. Он вообще не понимал, почему Сашка не почувствовал фальши. Старик в кресле был похож на кого угодно, только не на Холмса.
Перед кассой была недлинная очередь, но двигалась быстро. Только с Вадимом вышла заминка: как раз когда он достал деньги, телефон рядом с кассовым аппаратом – старинный, на изящной ножке – зазвонил. Продавщица извинилась, сняла трубку. «Да, – кивнула. – Да, передам».
– Это вы – отец Александра Вильчука?
– Я. А что?..
– Платить не нужно. Поднимитесь, пожалуйста, в гостинную.
Вадим бросил на Андреича взгляд тяжелый и мрачный, Андреич кашлянул и пожал плечами.
– Да ты ж, – проворчал, оправдываясь, – еще не знаешь, чего там.
Они зашагали вверх, каждая ступенька лестницы тягостно скрипела. В гостинной никого, кроме горничной, не было.
– Господин Вильчук? Подождите, пожалуйста, это займет минут пять, не больше.
Почему-то лишь сейчас Вадим заметил, что она невероятно похожа на продавщицу: лицо, мимика, интонации.
– Что с Сашкой? – спросил он, стараясь не сорваться на крик. – Где мой сын?
– Он с мистером Холмсом. Они…
– Уважаемая, ну какой, к черту, Холмс, что вы мне тут?..
Краем глаза он заметил движение в дальнем углу комнаты – под вензелями «V» и «R» в рамке, там, на единственном не увешанном полками участке стены, вдруг отворилась невысокая дверца. И вышли Сашка с лже-Холмсом.
– Сына, с тобой все в порядке?!
– Да… – Сашка оглянулся на старика и, запнувшись, добавил: – Да, пап.
– Простите, мистер Вильчук. – Лже-Холмс чинно поклонился. Развел руками: – К сожалению, я не смог ответить на вопрос вашего сына.
Вадим чуть ошалело кивнул. «Пап»?
– Ну, – ответил, – что ж поделаешь, даже сам мистер Холмс иногда ошибается. Эррарэ хуманум эст. Спасибо за участие, мистер Холмс. Идем, Сашка.
И потом добавил вполголоса, уже на русском, обращаясь к Андреичу:
– Что и требовалось доказать. Лучше бы к Деду Морозу пошли, смысла столько же, зато…
– Постойте, мистер Вильчук. – Старик не двинулся с места, но что-то в его взгляде изменилось. Во взгляде и в голосе. Как будто слова Вадима задели старика за живое. – Я просил бы уделить мне минут семь вашего времени.
– Думаю, в другой раз, мистер Холмс. Мы спешим…
– Proshu vas, – сказал он. На русском, хоть и с отчетливым акцентом.
И указал на распахнутую дверцу.
Андреич издал неопределенный звук, нечто среднее между фырканьем и иканием.
– Силен дедушка. Давай, Вильчук, вперед. Сашка ж вон не сдрейфил.
Вадим сомневался пару секунд, не больше. На старика ему было плевать. Но очень хотелось узнать, что же такое этот клоун сказал Сашке. С чего вдруг «пап»?
Лже-Холмс пропустил Вадима вперед, вошел сам и аккуратно прикрыл дверцу. Они оказались в комнатке, похожей то ли на гримерную, то ли на аптечный склад. Справа в углу был столик с громадным зеркалом и двумя вполне современными лампами над рамой. Под зеркалом лежали какие-то кисточки, палочки, коробки с пудрой, деревянная болванка для парика… Пахло при этом именно что аптекой, слева Вадим заметил запертый на замок металлический шкаф, такие бывают в больницах. Еще здесь были кушетка, обитая выцветшим плюшем, и – везде, где только оставалось свободное место, – книжные полки. Книги на них стояли вполне современные, не чета тем, что в музее.
На одной из полок, втиснутый между «Russische (Ostslavische) Volkskunde» за авторством некоего «D.Zelenin» и репринтным изданием «Белого отряда», виднелся закрытый нетбук.
Старик присел у зеркала, сдернул с мясистого носа очки и спрятал в очечник.
Смерил Вадима взглядом, неожиданно ясным и оценивающим. Сложил тонкие пальцы на вздымавшемся брюшке и кивнул на кушетку:
– Садитесь.
– Вы знаете русский? – спросил Вадим, просто чтобы не молчать.
– Разумеется. У меня была хорошая учительница – там, в Одессе. Вот практиковать давно не приходилось.
– Если вам так удобнее, говорите по-английски.
Старик благодарно кивнул.
– Так о чем вы хотели со мной…
– О вас, – сказал старик. – Но теперь вижу, что это бессмысленно. По двум причинам. Во-первых, дело, о котором мы говорили с вашим сыном, разрешимо и не разрешимо. Точнее: в том отношении, в котором возможно, оно уже сдвинулось с мертвой точки. В остальном – увы, и вряд ли что-нибудь изменится.
Во-вторых, – продолжал он, чуть откинувшись в кресле, – вы чрезвычайно рациональны. Да-да, знаю, что и здесь я выламываюсь из роли: «чрезвычайно рационален» – слова не для мистера Холмса, верно? Однако так оно и есть. Вы пытаетесь все поверять логикой, отбрасывать эмоции – в первую очередь по причине, которая коренится в вашем прошлом. Я не психоаналитик, а эта кушетка не предназначена для сеансов, поэтому с вашим прошлым вам придется разбираться самому, так или иначе. Меня заботит лишь просьба, с которой обратился ваш сын.
