Телефон зазвонил, когда Дима уже сидел в сарае, поглядывая на дверь. Все-таки он считал, что она таит в себе какую-то опасность. Дима начал связывать ее открытие и прояснения в голове. Если раньше об аварии он мог вспомнить только, что отец погиб и поэтому машины зло, то сейчас у него было кое-какое представление о том дне. И самое неприятное, конечно, было то, что Дима, похоже, на хрен никому не сдался. Все были заняты выяснением отношений. О Диме вспомнили, когда папа захотел отомстить маме. Неплохо так отомстить. Убить ребенка, и дело с концом. Ну, как говорится, на что ума хватило. Кто-то ссыт тебе в постель, а кто-то хочет тебя убить. И тут до Димы дошло. Если здесь действительно произошло убийство, а не самоубийство, то кто-то захочет и его убить. Их трое (теперь он был уверен – причастных к убийству трое), и хотя бы одному из них на ум может прийти такое простое решение.
Звонок вырвал его из размышлений о возможном собственном убийстве. Дима трясущейся рукой взял трубку. Посмотрел на дисплей. «Номер не определен». Улыбнулся. Это мог быть только Андрей. Нажал на зеленую трубку и поднес телефон к уху.
– Лаборатория писателя, – проговорил он.
– Я не сомневаюсь, – сказал Андрей. – Все с пробирками и колбами забавляешься?
– Не-а. Я в завязке, дружище.
– Надолго ли?
Дима пропустил мимо ушей его иронию и спросил:
– Ну а ты скоро к нам? Или вас в деревню уже и не затянешь?
– Затянешь, затянешь. Я и сам бы рад, да вот дела. Наверное, на выходные жди.
– Да, и захвати деньжат.
– Кстати, о деньжатах. Когда отрабатывать начнешь?
– Думаю, предыдущий аванс я уже отбил с лихвой. Так что все нормуль, шеф. Ждем дальнейших вливаний в выгоднейший проект.
– Хотелось бы верить. – Андрей хохотнул.
– Ну, до скорого?
– До него.
Дима долго держал телефон у уха. Речь друга показалась ему холодной не только потому, что он намекал на его пристрастие к алкоголю. Либо Дима, протрезвев окончательно, начал понимать истинное положение дел, а именно отношение к себе окружающих, либо их дорожкам пришло время разбежаться. Впрочем, он и не удивлен. То, что он никому не нужен, просто становилось аксиомой. Мать, отец, Лена, а теперь и Андрей. А себе-то самому ты нужен? У каждого на дне сознания (в полу, если угодно) есть дверь, за которой скрываются ответы на вопросы, узнав которые человек вряд ли захочет жить.
* * *
Дима знал, что не все так просто. Они не оставят его в покое. Первым пришел Никитка. Просиял своим румяным лицом над забором и ушел. Впервые не было никакого пакета. Был настоятельный совет вернуть долг в ближайшее время. Вот так-то. Крестный отец запустил репрессивную машину. Дима слышал о подобных махинациях. Когда навязывается долг и создаются все условия для невозможности отдать его в срок. А не отдал вовремя, включается счетчик. Метод выбивания денег из далеких девяностых может быть актуальным в их случае. Пока это его не пугало, это его раздражало.
Приход Стасыча и вовсе вывел его из себя. Участковый зашел во двор. Посмотрел на сарай. Дима сидел на крыльце дома. Незваные гости его не радовали, поэтому он даже не встал.
– Ну что, Димон, допрыгался? Я с обыском к тебе. – Петр Станиславович подошел к скамейке под яблоней и присел. Положил папку рядом и посмотрел на Диму: – Что скажешь?
Что он мог сказать? Примерно так он и представлял себе дальнейшее развитие событий. Обыск, наркота под подушкой, «ствол» в кроссовке, суд, срок. Все как положено.
– У вас и ордер есть? – не думал он, что спросит об этом.
– А зачем он мне?
Действительно. А зачем презумпция невиновности и суд? Давай ты меня просто расстреляешь, а потом подложишь то дерьмо, которое собирался.
– Или ты что-то скрываешь? Колюще-режущее, огнестрельное оружие, наркотики?
Дима встал, подошел к двери и толкнул ее.
– Заходи. – Он намеренно перешел на «ты», чтобы показать свое отношение ко всему этому процессу и, в частности, к представителю власти. – Ищи.
– Вот и правильно, вот и другое дело. – Петр встал, подхватил папку и пошел к крыльцу. В комнате он чувствовал себя как дома. Положил папку на стол, подошел к холодильнику, достал две бутылки пива и сел.
– Я смотрю, ты уже нашел, что искал? – Дима злорадствовал.
– Ты хочешь, чтобы я продолжил? – Он демонстративно отставил бутылку, взял папку, достал оттуда небольшой пакетик с каким-то белым порошком и бросил на стол. – Твое?
Дима напрягся. Такого он не ожидал даже от столь колоритного персонажа. Показывать то, что потом он собирается подкинуть. Вот это уже высшая ступень оперативной работы.
Стасыч, наверное, увидел замешательство… Да какое, к чертям, замешательство?! Он увидел страх, который буквально выплеснулся наружу.
– О-о-о! Что это с тобой? Ты выглядишь так, будто по твоей могиле только что кто-то прошелся.
«Ты! – хотел заорать Дима. – Ты не только прошелся, ты станцевал на ней!»
– Давай присядь. Это всего лишь чистящая сода. – Он перевернул пачку этикеткой к Сысоеву. – Жена попросила купить. Кастрюли чистить, что ли? – пожал плечами участковый.
Дима, все еще находясь не в лучшей форме, подошел к столу и сел. Открыл бутылку пива и сделал несколько глотков.
– Боишься? – спросил Петр Станиславович и, не дожидаясь ответа, продолжил: – Это правильно. От сумы да от тюрьмы не зарекайся. – Он нравоучительно поднял руку с выставленным указательным пальцем вверх.
– А вы не думали, что это касается всех? – не сдержался Дима, как только начал приходить в себя. – Даже тех, кто в погонах. Особенно тех, кто в погонах.
– Что-то, сынок, ты мне сегодня определенно не нравишься. Ну да ладно, я же к тебе с миром, совет, так сказать, дать. А послушаешь ты моего совета или нет – дело твое.
– Я вас внимательно…
– Это хорошо. Очень хорошо. Слушай меня внимательно, не пропусти ни одного слова. – Он отпил пива, не спуская глаз с Димы. – Я не знаю, что тебе привиделось, но уверен, это после вот этого, – Петр ткнул в бутылку. – Бросай, а?
– Это и есть совет?
– Можно считать и так. Хотя нет. Это так, мой личный совет. А теперь, собственно, ради чего я к тебе пришел.
– Обыск?
– Не остри. В твоем положении должно быть не до шуток. Ты перешел дорогу серьезным людям, и пока – заметь, пока! – тебя просят прекратить заниматься самоуничтожением.
– Чем? – спросил Дима.
Но Петр Станиславович продолжил, будто и не расслышал вопроса:
– Ты роешься в чужом грязном белье, мой мальчик. В очень грязном. Оно смердит. – Петр скривился, будто и правда вдохнул неприятный запах. – Я боюсь за тебя, мой мальчик. Это очень серьезные люди. – Стасыч пристально смотрел на Сысоева.
– Да понял я, понял. – Дима не выдержал пристального взгляда и отвернулся.
