— Эта ерунда заткнется, как только вы войдете в тоннель.
Телефон работал всюду, куда только Блайт его ни брал, — в этом продавец не обманул. Как бы там ни было, а он был все еще в двухстах ярдах от входа в тоннель, куда распорядители с мегафонами направляли толпу.
— Просто надо было купить билет, Вэл. Слушай, у тебя полно времени, чтобы послать чек, почти час. Только перезвони мне, как только ты это услышишь, чтобы я знал, ладно? В смысле чтобы я знал, что ты услышала. Это если ты не снимешь трубку, пока я не повешу свою, а я надеюсь, что ты снимешь, то есть ответишь, потому-то я и продолжаю гудеть. Должен тебе сказать, что конверт у меня в синем парадном костюме, а не в офисном, не в том, на котором написано, что мы выполняем для вас специальные бухгалтерские заказы, так отчего бы вам не объединить все свои бухгалтерские счета. Ты меня в самом деле не слышишь? Но ты же дома, нет?
Он увлекся своими мыслями и потому не заметил, что речь сильно сказалась на его темпе бега, пока качающаяся над головой дуга входа в тоннель вдруг не остановилась. Его зацепили чьи-то голые плечи, а из мегафонов стали подгонять.
— Прошу вас продолжать движение, — треснул один мегафон, и его коллега поддержал его:
— До дальнего выхода уже остановки нет.
Какая-то дальняя пожилая пара заколебалась, посовещалась и вернулась к кабинкам, но у Блайта такой возможности не было.
— Это вам, с телефоном! — рявкнул третий мегафон.
— Да уж понимаю, что мне. Никого больше с телефоном я тут не вижу.
Это Блайт сказал, чтобы позабавить соседей, никто из которых ожидаемой реакции не выразил. Такое точно было не в первый раз, хотя это стало реже с тех пор, как он встретился с Вэл и стал некоторые слова держать про себя.
— Я уже начинаю марш. Прошу тебя, я серьезно, пожалуйста, позвони мне, как только услышишь, ладно? Все, бегу. Если не услышу ответа от тебя через пятнадцать минут, позвоню снова, — сказал он и оказался в тоннеле.
Мрак тоннеля был сплошной прохладой, в которой тело никак не могло решить, стоит ли ему задрожать, учитывая все тепло, которое сейчас тут выделялось. По крайней мере Блайт немножко остыл — настолько, что мог оглядеться и составить список окружающих предметов, как он всегда делал, когда попадал в незнакомую обстановку, хотя этот тоннель он проезжал по нескольку раз в неделю уже почти двадцать лет. Сейчас на двухрядной дороге помещались пять человек в ряд более или менее с удобствами, если не считать жара от тел. На высоте шести футов с каждой стороны были огорожены мостки для рабочих, но лестниц к ним Блайт не заметил. В двадцати футах над головой сходился арочный свод, куда были встроены светильники в ярд длиной. Несомненно, их можно было сосчитать, если бы он хотел определить, сколько уже пройдено и сколько еще остается, но сейчас несколько сот качающихся голов, очень медленно двигающихся к первому повороту, обозначали перспективу вполне отчетливо. Если не считать не совсем синхронного стука подошв по бетону и эха от него, в тоннеле было тихо, только доносились отзвуки мегафонов от входа и иногда чей-нибудь шумный вздох.
Две женщины, которые окликнули Блайта у кабин, ушли вперед, разнообразно колыхаясь. "Может быть, когда-то они были стройны, как была стройна его жена Лидия", — подумалось ему. Но от человека, за которого она выходила замуж, тоже не очень много осталось, а что осталось, было похоронено под всеми слоями той личности, которой он стал. Эти две женщины, их освещенная лампами избыточная плоть, резкий запах духов и виляющие ягодицы, обернутые в атлас, напомнили ему слишком много такого, что лучше бы не вспоминать, и лучше бы отстать от них еще на несколько человек, но слишком сильное давление ощущал он за спиной. Это давление заставляло подстроиться по темпу, и он уже вошел в ритм, когда в штанах запиликало.
На него обратилось больше взглядов, чем он был готов встретить, и он почувствовал, что должен сказать: "Это у меня телефон" и повторить эти слова еще раз. Вот тебе и замечание продавца билетов, что телефон в тоннеле работать не будет. Блайт вытащил его из кармана, не сбиваясь с шага, и прижал его к уху, раскрыв на ходу.
— Привет, милая! Спасибо, что ты…
— Легче на поворотах, Стивен. Это уже давно на меня не действует.
— А! — Он запнулся, и пришлось подумать, какую ногу сейчас тащить вперед. — Лидия. Мои извинения. Моя ошибка. Я думал…
— С меня хватило твоих ошибок, когда мы были вместе, и твоих извинений тоже, и того, чего ты думал.
— Очень емкое высказывание. Ты звонишь, чтобы поделиться со мной чем-то еще, или это все?
— Я не позволю тебе разговаривать со мной таким тоном, особенно сейчас.
— Тогда не позволяй, — сказал Блайт, помня, как забавляли ее когда-то подобные ответы. — Если у тебя есть что сказать, выкладывай. Я жду звонка.
— Опять за свои старые фокусы? Она хоть куда-нибудь отпускает тебя без этой штуки? Ты где, в пабе, как всегда, и пытаешься успокоиться?
— Я абсолютно спокоен. Спокойней не бывает, — сказал Блайт, будто это могло снять действие, которое она всегда на него оказывала. — И могу тебе сказать, что я на благотворительном марше.
Это крики насмешливого ободрения прозвучали у него за спиной? Конечно, они были адресованы не ему, потому что кричавшим было так же мало до этого дела, как и Лидии, которая сказала:
— Для тебя дома такого не начиналось никогда? Это еще не выяснила твоя женщина мечты?
Он мог бы поиздеваться над ее обычными ошибками в построении фразы, не будь более важных вопросов.
— Я так понимаю, что ты ей уже звонила?
— Нет и не имею желания. Пусть радуется тебе и всем радостям, которые от тебя бывают, но сочувствия моего она не услышит. Мне не надо с ней говорить, чтобы знать, где тебя найти.
— Ну так ты ведь ошиблась? И раз уж мы заговорили о Вэлери, может быть, ты и твой друг-поверенный должны понять, что она зарабатывает куда меньше него теперь, когда он стал партнером в своей фирме.
— Аккуратнее, юноша!
Это сказала та из женщин, у которой бедра пошире. Он чуть не наступил ей на пятки — его агрессия сказалась в ширине шага.
— Прошу прощения, — сказал он и, не успев подумать, добавил: — Лидди, это не тебе.
— Не смей снова меня так называть! С кем это ты говорил о его фирме? Так вот почему я не получила в этом месяце свой чек, да? Так вот что я тебе скажу от его имени. Если чек не будет отправлен со штемпелем сегодняшней даты, ты попадешь в тюрьму за неуплату, и это обещаем тебе мы оба.
— Ну, это же в первый…
Растущая ярость уже унесла ее прочь, оставив его с жужжанием в ухе и горячим пластиком, липнущим к щеке. Он отключил линию, обходя плавный поворот, где показались тысячи колышущихся голов и плеч, трусящих вниз по склону к точке примерно в миле отсюда, где они, теснясь все плотнее, начинали ползти вверх. Иногда в этой средней точке стоял туман от выхлопных газов, но сейчас сбитая толпа смотрелась вполне четко, если не считать легкого колебания, вызванного поднимающимся теплом: в потоке духов не было слышно ни следа бензина. Он прижал ногтем кнопки на трубке и обтер пот со лба тыльной стороной руки — капельки зафлюоресцировали на светящихся кнопках. Домашний телефон ответил гудком, и тут какой-то мужской голос громко произнес:
