По мере того как ее голос креп, страх улетучивался. Они доброжелательно смотрели на нее, а когда она закончила, бросились обзванивать своих соседей и знакомых.
— Руфь?
Она оглянулась. Рядом с ней стоял Ив Хиллмен, дедушка пропавшего мальчика. Его седые волосы ворошил ветер. Он выглядел встревоженным и испуганным.
— Хилли опять теряет сознание. Его глаза открыты, но… — Он не договорил.
— Мне очень жаль, — тихо сказала Руфь.
— Я отвезу его в Дерри. Брайен и Мэри, разумеется, останутся здесь.
— Почему не положиться на доктора Варвика?
— Мне кажется, в Дерри будет лучше, вот и все. — Ив непроницаемо глядел на Руфь. Его глаза, старческие и слезящиеся, были почти бесцветными. Бесцветными, но в них светилась мысль! И Руфь внезапно поняла, что его мысли она не может прочитать совсем! Что бы ни происходило здесь, в Хейвене, Ив, как и друг Бобби, оставался не подвержен никакому воздействию! Он знал о происходящем вокруг, но сам не был частью этого происходящего.
Она была счастлива от своего открытия.
— Думаю, его лучше увезти из городка, а, Руфи?
— Да, — медленно сказала она, думая об этих звучащих в ее голове голосах, шепчущих, что Давид не-здесь, и отгоняя от себя это наваждение. Конечно, он здесь. Разве они не люди? Люди. Люди. Но…
— Да, думаю, ты прав.
— Ты могла бы поехать с нами, Руфи.
Она долго смотрела на него, прежде чем спросила:
— Хилли что-нибудь сделал, Ив? Я прочитала его имя в твоей голове — и больше ничего, только это. Оно светится, как неоновая надпись.
Он без всякого удивления кивнул, как будто было нормально, что она, Руфь Мак-Косленд, сумела прочитать его мысли.
— Может быть. Он сделал то, что сделал. Но сейчас… ну, словом, он жалеет о содеянном. Если так, то это не его вина, Руфи. То, что происходит сейчас в Хейвене… все дело в этом.
Скрипнула дверь. Руфь увидела Аппельгейта и еще несколько человек у него за спиной.
Ив быстро взглянул на них и вновь обратился к Руфи.
— Поехали с нами, Руфь.
— И бросить мой город? Не могу.
— Ладно. Если Хилли сможет вспомнить…
— Свяжись тогда со мной.
— Если сумею, — вздохнул Ив. — Они могут помешать мне связаться с тобой.
— Да. Я знаю, что могут.
— Люди собираются, Руфь, — вмешался Генри Аппельгейт, окидывая старика недружелюбным взглядом. — Много отличных парней.
— Хорошо, — бросила Руфь.
Мгновение Ив невыразительно смотрел на Аппельгейта, потом отошел. Через час Руфь, отправившая людей на поиски и ожидавшая первых результатов, увидела, как его старая машина отъехала от дома. На переднем сидении едва виднелся крошечный силуэт — Хилли.
Удачи вам обоим, — подумала Руфь. Как бы ей хотелось вместе с ними скрыться от этого кошмара!
Когда автомобиль исчез за холмом, она увидела человек тридцать мужчин и женщин стоящих по обе стороны дороги. Они стояли неподвижно и только смотрели (с любовью) на нее. Опять ей показалось, что их силуэты изменяются, теряют человеческие очертания; они «превращаются», становятся чем-то таким, для чего она даже не может подобрать название.
— Чего остановились? — с излишней строгостью набросилась она на них. — Идите! Постарайтесь найти Давида Брауна!
Они не нашли его ни в эту ночь, ни в понедельник. Бобби Андерсон и ее друг тоже принимали участие в поисках; раскопки на ферме старого Гаррика на время приостановились. Друг Бобби, Гарднер, выглядел слабым, больным и истощенным. Руфь удивилась, что с ним произошли такие перемены. Ей даже захотелось отослать его домой, но Гарднер держался, и она не решилась.
Руфи за все это время удалось поспать не более двух часов, и сама она не падала с ног только за счет бесчисленных чашек кофе и сигарет. Ей больше не приходило в голову искать помощи на стороне. А если такая мысль и возникала, то она гнала ее, потому что понимала: не пройдет и часа, как Хейвен сменит название на Колдовской Город. Внимание жителей города было приковано к исчезновению Давида, и это воспринималось горожанами как добрый знак.
Весь день стояла жара. Ни ветерка, ни капли дождя. Жара одурманивала. Ломило все кости, кровь пульсировала в висках. Но поиски ни на минуту не прекращались. Руфь старалась руководить ими как можно лучше.
Силы покинули ее во вторник утром. Что-то накатило на Руфь, стиснуло железной хваткой горло, ноги стали ватными и подкосились, и она, как куль муки, свалилась на землю.
Она пыталась позвать на помощь и не смогла.
Но они все равно услышали.
Приближающиеся шаги. Кто-то (Джад Таркингтон) позвал кого-то другого, (Хэнка Бака) и их мысли сфокусировались на лежащей женщине.
(мы все любим тебя, Руфь) Ее коснулись руки, подняли и (мы все любим тебя и поможем тебе «превратиться») аккуратно понесли.
(и я тоже люблю тебя… пожалуйста, найди его. Сосредоточься на нем, сосредоточься на Давиде Брауне. Не спорь, не сопротивляйся) (мы все любим тебя, Руфь) Ее несли, и она видела, что стоящие вокруг люди тяжело дышали, как собака в жаркую погоду.
Эд Мак-Кин отнес ее домой, а Хейзел Мак-Гриди уложила в постель. Руфь провалилась в глубокий сон. Единственное, что она смогла вспомнить во вторник утром, когда проснулась, это то, что ей снился Давид Браун. Он лежал на черной сырой земле под не менее черным небом, усыпанным звездами. Из его рта стекала струйка крови, глаза мальчика были пусты и неподвижны. Сразу после этого она и проснулась.
Руфь позвонила в городской зал. Ей ответила Хейзел. Все дееспособные жители города находятся в лесу, — сказала она. — Но если они не найдут мальчика до завтрашнего утра…
Хейзел не закончила.
В десять часов утра Руфь присоединилась к поискам. Когда вновь стало темнеть, она попросила Бича Джеригана проводить ее в город. В кузове грузовичка Бича что-то лежало, но она не знала, что именно, да и не хотела знать. Ей хотелось бы остаться в лесу, но она боялась, что силы вновь покинут ее и тогда никто не отнесет ее домой, как вчера. Она заставила себя перекусить и поспала около шести часов.
Утром, выпив чашку кофе и съев сэндвич, она мечтательно подумала о стакане молока. Затем, поднявшись в комнату, где стояла коллекция собранных ею кукол, Руфь села за стол и стала задумчиво рассматривать их. Куклы фарфоровыми глазами смотрели на нее.
В уме она проговаривала очередную скороговорку.
Затем мысль ее вернулась к реальности. Руфь взглянула на часы. Она пришла сюда в восемь тридцать, а сейчас уже четверть двенадцатого. Ее глаза расширились от удивления. Так долго?!
И…
…и некоторые куклы вдруг задвигались.
