– Пропал, – ответил лис. – Почему бы тебе не рассказать о том, что было, но исчезло?
Девушка достала коклюшки и начала воссоздавать в кружеве картину битвы. Когда ее запасы нитей кончились, пауки одолжили Лючии свои, и она завершила полотно.
Теперь, если даже она попадет в плен, люди все равно узнают правду. Полковник ошибался: ничто не будет забыто.
Каждую ночь Лючия складывала полотно и засыпала, обнимая его. И пауки охраняли ее сон.
Мысли о Хьюго спасали ее от безумия. Просыпаясь, Лючия думала о нем – каждое утро, в половине седьмого. Иначе у ее одиночества не было бы ни начала, ни конца. Сколько времени прошло? Три дня? Две недели? Где же край у этого леса?
С каждым днем постукивание становилось все громче, а мелодия скрипки смолкала. Однажды звук стал тихим, словно шепот.
– Хьюго! – закричала Лючия изо всех сил. – Только не сдавайся! Я уже в пути!
Но назавтра она разобрала лишь несколько разрозненных нот.
В конце концов пришел час, когда она, приложив ухо к сухой земле, различила лишь затихающую трель, последняя нота которой почти сливалась с тишиной. Лючия, быстро сплетя кружевную сеть, поймала эту ноту и прижала к груди.
Ее слезы оросили бесплодную лесную землю. Лючия шла вперед, горько рыдая, и за ней ширилась зеленая река. Мертвые семена лопались, давая живые ростки. Вода проникла в трещины, увлажняя почву и питая древесные корни. Лис окунулся в реку, и его шерстка засияла. Но Лючия ничего не замечала: она шла, роняя слезы и мечтая об одном – как можно дольше сохранить в себе последнюю ноту Хьюго.
Вдруг она снова услышала постукивание. Что это за торчащие палки? Бамбук? Тростник? Раньше они были скованы отвердевшей землей, а теперь поднимаются из влажной почвы.
Лючия остановилась и недоверчиво прошептала:
– Хьюго?
Между деревьями текла голубая река.
– Хьюго!
Лазурная вода текла к ней, чтобы встретиться с потоком ее слез. Две реки слились в один сине-зеленый поток. Лючия радостно окунулась в него; кружевное полотно с изображением битвы в безопасности лежало у нее за пазухой.
Две серые птицы тоже нырнули в реку, а затем взмыли в небо, расцвечивая его голубым и зеленым.
Волна увлекла Лючию на другой конец леса, где находилась тюрьма. Река бурлила вокруг ее стен, клокотала вокруг замка и колючей проволоки, перехлестывая через высокий забор.
Лючия качалась на воде, а топь бушевала и, казалось, сходила с ума. Из болотистой земли поднимались не тростники, не бамбук, а скелеты. Постукивание исходило от них.
Их кости, закопанные вдоль речных берегов, складывались в причудливый узор, а на нем вырастали лозы, вьющиеся, словно морские змеи. Живыми иглами они прошили землю и начали подкапывать фундамент тюрьмы.
Когда земля зашлась во всесокрушающем крике, Лючия подумала, что ее барабанные перепонки сейчас лопнут. Затем девушка поняла – это Созидатель.
Он тоже был среди яростных мертвецов. Слезы Лючии оросили его изломанные кости, черенки Созидателя проросли под злополучной елью, и он слился с живой плотью. Все это время он двигался к лагерю, пытаясь под него проникнуть.
Он обхватил исполинскими руками фундамент, и твердь содрогнулась. Лозы пришли ему на помощь, земля встала на дыбы, и на ней проступило гигантское лицо кричащего человека. Он завладел целым миром. Открытый рот Созидателя стал океаном, борода и волосы – лесами, глаза – вулканами. Он смахнул тюрьму со своего лица, словно надоедливую мушку. Слоны вышвырнули охранников в открытый космос. Всех своих мучителей Созидатель могучим выдохом сдул в сторону ярких звезд.
Узники, бледные и исхудавшие, выпали из разрушенной тюрьмы в мягкую зелень, которая окаймляла усы Созидателя. Вместе с остальными заключенными был и Хьюго. Увидев его, цепляющегося за папоротники, Лючия торопливо выбралась на берег и бросилась бежать. Земля под ее ногами слегка вибрировала, потому что стала кожей Созидателя.
На щеках Хьюго засохли дорожки голубых слез. Лючия крепко обняла его, и они замерли, слишком усталые, чтобы что-то говорить.
Жена Генерала бросилась к Полковнику, но он крикнул:
– Убирайся!
Она выскочила на улицу и тут же забилась, как муха в паутине, в выпущенной деревьями смоле. Полковника постигла та же участь, и он отправился к звездам внутри огромного куска янтаря.
Генерала вместе с золотым ключом растерзали стервятники. Созидатель зашвырнул его тело в сторону Сатурна, и оно прибилось к одному из его колец. Все оружие, которое Генерал использовал против Созидателя, также отправилось в космос.
Пока мир налаживал сам себя, Лючия не могла насмотреться на Хьюго. Его глаза казались ей ярче неба, глубже океана.
– Лючия, – просто сказал Хьюго, потому что ее имя значило для него: «Я люблю тебя».
Она улыбнулась и, взглянув на новый облик мира, спросила:
– Ты вернешься, Созидатель? Мы будем заканчивать дирижабль?
– Нет, – задрожала от его голоса земля. – Спасибо тебе. Благодаря твоим слезам я пустил корни во всем мире. Это совсем неплохо – быть здесь, рядом с мертвецами. Они живы, пока мы их помним.
От пролитых Лючией слез земля стала мягкой, словно губка, и теперь мертвецам было легко выбираться. Они вернулись в Рио-Секо и рассказали о том, что с ними случилось: одного казнили за написание пьесы, другой умер в тюрьме, куда попал, потому что посмел сунуть нос в дела Генерала.
Музыкант обнял Хьюго и радостно сказал:
– Я верил, что твоя музыка нас спасет.
Выйдя утром из дома, Хьюго вздрогнул: к нему скользнул призрак его матери – рука об руку с призраком отца. Лючию тоже поджидали призраки родителей, и она воскликнула:
– Мама, папа, как же я рада вас видеть!
Синие птицы сидели на ветках вокруг их дома, щелкали красными клювами и поблескивали желтыми глазами. А еще голубыми, алыми и зелеными – любого цвета, который только можно сделать из этих трех красок.
– Аквамариновый! – заказывали слоны. – Фиолетовый! Розовый!
Коричневый. Черный. Охряной. Кремовый.
Созидатель был очень занят. Он пустил корни в бесплодных пустынях и творил там леса и поля, поскольку Рио-Секо уже утопал в садах.
– Если не возражаешь, я буду думать о тебе каждый час, а не только в половине седьмого, – сказала Лючия.
– Может быть, каждую минуту? – улыбнулся Хьюго.
– Тогда уж каждую секунду? – предложила Лючия.
В садах Рио-Секо, среди роз, гладиолусов и лилий, она еще много лет слушала истории Пропавших. Затем она рассказывала каждую историю в кружевном узоре и подбрасывала вверх, чтобы птицы ее раскрасили. А Хьюго своей музыкой творил воздушные тоннели, по которым летали разноцветные птицы, и они пестрыми лентами украшали небо.