Лавров начал что-то медленно соображать — словно свет забрезжил в тёмной голове.
— Ну, здравствуй, переживший смерть, — сказал кто-то не голосом, а мыслью.
Лавров вгляделся. У подножия монумента лежала огромная серебристая — то ли от снега, то ли от седины, — собака. Она лежала спокойно, вытянув передние лапы, гордо подняв могучую красивую голову. Её глаза сияли мягким светом.
— Кто ты? — глухо спросил Лавров. — Где я?
— Ты дух Ка, возвращённый на землю из подземного Кинополя, собачьего ада, — ответил спокойный голос. — И ты в некрополе, то есть на кладбище. Там, где продолжится и закончится Великая Война.
Лавров опустил голову, пытаясь понять то, чего понять было невозможно.
— Ты неустрашимое и бессмертное существо, обречённое на муки непонимания, — добавил голос. — Но пока не пытайся понять то, чего смертные понять не могут. Понимание придёт к тебе само, постепенно. И ты узнаешь всё, что знают духи.
— Зачем? — почему-то спросил Лавров, имея в виду: "Зачем мне всё это знать?".
Но лежащая серебряная собака всё поняла правильно.
— Затем, чтобы найти покой. Чтобы вернуть свою настоящую человеческую сущность — Ах. Её может вернуть тебе лишь владыка царства мёртвых, Расетау. Он возложит на тебя руки, и ты обретешь покой и бессмертие человеческой души. Пока же ты — Ка. Не человек, но ещё и не мертвец.
— Когда?
— Правильный вопрос, и очень мудрый, — собака прижмурила лучистые глаза. — Тогда, когда ты найдёшь деву, избранную чёрным мохнатым существом, которое люди называют Собачьим богом.
— Богом? — растерянно повторил Лавров.
Собака рассмеялась, чуть оскалив светящуюся пасть.
— Он давным-давно уже не бог. В нём теперь слишком много человеческой крови. Ведь для продолжения рода ему требуется земная женщина, немху. Такая, которую не принимают окружающие. Считают сумасшедшей, или просто больной. В общем, не такой, как все. С каждым новым рождением человеческой крови в нём всё больше, ведь он возрождается только с помощью немху. А ведь когда-то он был бессмертным, как и я. Но по какой-то причине отказался от бессмертия и ушёл к людям, став немху. Сейчас он живёт один, прячась по лесам, по заброшенным домам, забытый всеми — и собаками, и людьми. Часть магической силы у него осталась, и мне неизвестно, что он ещё может или умеет. Сейчас этому бывшему богу, насколько я помню, — если не считать предыдущих перевоплощений, — сто пятьдесят два года, или даже чуть больше. Это — предел. Теперь он начал быстро дряхлеть и терять даже ту силу, которую имел. Ему нужна женщина, и она родит его снова, — нового выродка, который тоже, может быть, проживет лет сто. Ведь с каждым новым рождением его земная жизнь постоянно укорачивается.
— Я должен убить его?
— Нет. — Голос внезапно потемнел, и потемнели лучистые глаза собаки. — Ты должен найти Деву. Это всё, что от тебя требуется. Всё остальное божества сделают сами.
Лавров, кряхтя, поднялся на ноги. Теперь он видел тысячи, десятки тысяч могил, с протоптанными вокруг них дорожками, с крестами и каменными памятниками, увешанными и обложенными бумажными венками, побитыми ветрами и морозами.
— Да, это некрополь, — кивнула Белая. — Место, где закончится Битва.
Лавров перевел взгляд на неё.
— Кто ты?
— Одно из моих древнейших имён — Хентиаменти. Я — священная собака древних, Страж некрополей. Божество, если хочешь. Но в разных странах и в разные времена меня называли по-разному… — Она вдруг прижмурила глаза, и Лаврову показалось, — улыбнулась. — Лично мне больше всего нравится моё древнеарийское имя — Сарама.
Лавров подумал, кивнул.
— Куда мне идти? Где искать эту Деву… женщину?
— Где искать — я не знаю. Но знаю, что её ищет, к ней бежит одинокий старый тощий пёс. Ищи одинокого бегущего пса. Он бежит прямо к ней. Пойдёшь за ним — найдёшь и ее. А найдешь её, — убей. И помни: только владыка подземного царства совершит над тобой магический обряд и ты вновь обретёшь Ах, свою потерянную сущность.
И собака внезапно исчезла. Нет, это просто снег повалил так густо, что некрополь мгновенно потонул во мгле и даже ближних могил уже нельзя было различить. Словно с неба упал белый занавес.
Лавров потоптался, вздохнул. Перешагнул через оградку, хотя рядом была маленькая калитка, и направился к трехступенчатому монументу.
Собаки не было. Не осталось даже следа: там, где она лежала, камень был засыпан ровным слоем снега.
Лавров постоял, нагнув голову набок. А потом повернулся и двинулся через оградки, могилы, кресты, словно не замечая ничего вокруг.
Он и не замечал, погружённый в мысли о своей потерянной сущности Ах, и об этой странной, проклятой людьми и богами деве.
* * *
Черемошники
Соседка пощупала Алёнке пульс, покачала головой. Алёнка лежала без движения, глядя невидящими глазами в потолок, и даже на расстоянии чувствовалась, какая она горячая.
— Видно, придётся "скорую" вызывать, — со вздохом сказала соседка.
— Ой, ой… Может, как-нибудь так обойдётся? — сказала баба. — Я вот ей травку заварила, лёд в тряпочке на лоб кладу.
Соседка Валька махнула рукой. Ещё раз поглядела на Аленку, поманила бабу в кухню. Сказала шёпотом:
— В городе бешеные собаки объявились. У нас в больнице уже койки для будущих укушенных готовят… И покусанные уже есть.
— А?? У неё что — бешенство? — испуганно спросила баба.
— Не знаю, — покачала Валька головой. — Она с собаками часто возилась?
— Возилась. А как же. Всю зиму со своим женихом, Андреем.
— Ну-у, во-от, — протянула Валька. — Я могу, конечно, сыворотку принести, укол сделать. Но лучше всё-таки вызвать "скорую". А то мало ли что… Они сразу определят, что это за болезнь, и всё, что нужно, сделают.
— Баба! — послышался слабый голос.
Обе склонились над Алёнкой.
— Не вызывай "скорую", баба, не надо. Она меня в больницу увезёт.
— Да ну, прямо сразу и "увезёт"! Может, ещё не увезёт. Может, укол сделают, и всё. Да я бы и не вызывала, да как не вызывать, когда не знаешь, чем тебя лечить!
— Пусть тётя Валя эту… сыворотку принесёт.
Губы у Алёнки потрескавшиеся, сухие. Ей трудно было говорить, она шептала, с трудом разлепляя запекшиеся губы.
— Принесу, детка, — сказала Валька. — Но болезнь эта опасная. Врачи лучше знают, что за болезнь, и чем её лечить. А я же не врач. Принесу сыворотку от одной болезни, а у тебя окажется обыкновенный грипп.
Алёнка прикрыла глаза.
Валька, нашушукавшись с бабой на кухне всласть, — рассказывала, как её мужик, пьяный, чуть в бане не угорел, — ушла.
