Владимир бесцеремонно, оставляя кровавые отпечатки ладоней на потрескавшейся полировке, оттолкнул шкаф и вошел в схрон инструмента. Взял генератор за ручки и, кряхтя, поволок к выходу. Силы грозили оставить его на полпути к калитке. Он поставил свою ношу и сам навалился сверху. Ему нужен был отдых. Вове даже казалось, что закрой он глаза хоть на миг, то проспал бы дня два. Но он глаза не закрывал.
Тутуев снова поднял такой необходимый груз, и теперь он показался ему еще тяжелее. В левом боку кольнуло. Грыжа? Да что угодно. С этой ношей можно заработать что угодно. Грыжа, геморрой, СПИД, сифилис… Хотя в последних двух диагнозах он не был уверен, но то, что генератор не был уж так ему нужен, начало потихоньку до него доходить.
Володя поднял генератор к груди. Не удержал и выронил. Глубоко вдохнул, обжигая легкие морозным воздухом, и поднял еще раз. Перевел дыхание и закинул «долбаную херь, которая должна была достоять на своем месте до весны», на забор. Потом, слегка качнув, толкнул вниз. Обидно будет, если после выкаблучивания и надрыва пупа это чудо техники откажется работать.
«Вот на хрена это все тебе? – подтрунивал сам над собой Тутуев, пока нес генератор к машине. – Не именно это. А вообще все ЭТО. Щитовые, пускатели, автоматы, электрические стулья и генераторы… Ты что, правда решил кого-нибудь поджарить на нем?»
«Волга» выдержала испытание. Володя даже подумал, что, заглуши он сейчас двигатель, сможет завести его вновь. Но рисковать не стал. Загрузил генератор в багажник, сел в машину и поспешил убраться. Он знал: сегодня же ночью он испытает свое кресло. Так сказал Наставник. У него в голове.
* * *
Игорь сел у печи и открыл топку. Подбросил несколько поленьев, протолкнул их кочергой и закрыл дверцу. Он давно не был в этом доме. Игорь был рад тому, что его наконец-то за эту долгую ночь никто не тревожил. Было время подумать, но ничего, кроме воспоминаний, в голову не лезло. Он почему-то вспомнил заброшенный Дом культуры чулочной фабрики. Финансирование которого прекратилось задолго до закрытия самой фабрики. Дом стоял и обрастал легендами. Нехорошими легендами. Со временем сам дом уже был воплощением зла. Игорь вспомнил, как один мальчик вынес оттуда отрезанную голову женщины. Куда делся потом мальчик, он не знал. Может, куда уехал с родителями? А может, до сих пор в психушке. Савельев почувствовал дрожь в руках. Он бы точно свихнулся, окажись у него в руках чья-нибудь отрезанная башка.
– Игорь, ну а ты что думаешь?
Савельев дернулся и выронил кочергу:
– Что?
– Я говорю, – Костя подошел, поднял кочергу и поставил ее к печи, – что ты думаешь о предстоящем чемпионате мира по хоккею?
– Он же в конце апреля!
Через херово количество дней и ночей. И не факт, что они все переживут хоть еще одну из них.
– Ну, в конце апреля. А прогнозы делать – это же не преступление. Ведь так?
Господа полицейские, а вы уверены, что это законно?
Нет, нет, черт возьми! Все не так, все незаконно! Как он мог попасть в такую жопу?! Он не верил никому. Ни Косте, ни Юрке, ни Маше с Олей. Он не верил даже Пашке с ломом в пузе. Даже от него можно было ожидать чего угодно. Он снова вспомнил, как Оля дергалась на железном члене трупа Курагина. От них можно было ожидать чего угодно!
– Нет! – слишком резко произнес Савельев и встал. – Нет, я не буду делать никаких прогнозов. – Развернулся и вышел из комнаты.
Он не находил себе места. Прошелся по кухне, вышел на террасу, снова вернулся на кухню. Очень хотелось выпить. Или закурить? Нет, сейчас не время приобретать вредные привычки. Игорь взял куртку и вышел на террасу. Подойдя к входной двери, покрытой инеем, он почувствовал какие-то изменения. В помещении с низкими потолками стало просторней. Труп Курагина исчез.
«Сам уйти он не мог, – размышлял Савельев. – Хотя, может, его спрятал Пришвин, чтобы напугать их всех».
Пашка выскочил из-за бочки с садовым инвентарем. Сука, а ведь Игорь как знал, здесь никому доверять нельзя. Курагин был почти одного роста с Савельевым, при этом тяжелее килограммов на десять. Мертвец без особого труда завалил, а потом и придавил Игоря.
«Он хочет меня трахнуть своим членом-ломом», – подумал Игорь и изо всех сил ударил Курагина по лицу.
Рот мертвеца открылся
а вы уверены, что это законно?
и оттуда вывалился черный язык. Мол, вот тебе, я все равно тебя трахну.
Трахну, трахну, трахну…
– Я сказал: в моем доме не трахаться! – заорал Игорь.
* * *
Маша, наверное, задремала в кресле, когда услышала музыку. Ей снилось, что она в своей теплой постели, на прикроватной тумбочке томик Майер. (Она не читала ни одной из этих бесконечных «Сумерек» и «Рассветов» и даже считала, что вампир должен пугать, а не влюблять в себя, но во сне непременно хотела почитать что-нибудь этакое.) Легкие тени от ночника пляшут по такой уютной комнате. Она ждет его. Маша знала, что во сне должен прийти ОН. Ее Эдвард Каллен. Ее вампир, который влюбил в себя… И он приходит. Но это не Паровоз, это не Вовка. Мужчина крупнее и почему-то лысый. Он подходит к ней и нежно прикасается. После его прикосновений по телу проходит слабая дрожь, Маша извивается. Мужчина явно не ее идеал, но ей нравятся его прикосновения. Нравились. Они ей нравились до тех пор, пока все конечности не сковала судорога. Все тело напряглось до болей в мышцах. Машу трясло. Лысый куда-то делся. И вот тут-то она и услышала музыку. Что-то знакомое, но…
Открыла глаза. Черт, кошмар продолжался. Судороги не было, да и постель пропала, но музыка все еще тихо звучала. Пришвин что-то обсуждал с Юрой и Олей. Судя по обрывкам фраз, долетавших до нее, они говорили о хоккее. Пашка лежит мертвый, а они… Нашли о чем говорить. Им… Каждому из них в равной степени угрожает опасность, а они развлекают себя разговорами о спорте. Маша поймала себя на мысли, что ее мало тронула смерть друга. Мало? Да она ее не тронула вообще. Из-за частых потрясений человек черствеет, становится как сухарь. Или нет! С каждой невосполнимой потерей сердце обрастает новой броневой пластиной, и со временем до этого человека просто не достучаться.
Музыка стихла. Маша потянулась и только сейчас заметила, что Игоря нет в комнате.
– Костя! – позвала она. – А где Игорь?
Пришвин, все еще улыбаясь, пожал плечами. И тут раздался страшный грохот. Скорее всего, с террасы.
– В моем доме не трахаться! – раздался голос Савельева.
Юрка присвистнул и покрутил указательным пальцем у виска.
– А вот и твой Игорь, – улыбнулась Оля.
Пришвин встал, достал пистолет и пошел к террасе. Маша последовала за ним. Проходя мимо спальни, она заглянула в приоткрытую дверь. Музыка слышалась именно из этой комнаты. Маше показалось, что в спальне кто-то танцует. Она резко открыла дверь. Музыка стихла. Кроме Димки, спящего на стуле, в комнате никого не было.
Жуткая картина ждала их на холодной террасе. Савельев сидел на трупе Курагина и наотмашь бил его по лицу, все время приговаривая:
– В моем доме не трахаются!
Костя убрал пистолет и попытался оттащить друга. Игорь сопротивлялся, но все-таки, ударив напоследок ногой покойника, сдался. Пришвин затащил его в кухню и усадил на стул между холодильником и буфетом. Маша подумала, что более нелепого места для стула на кухне не найти. Хотя, может, его туда поставили как раз для этих целей, чтобы усмирять ополоумевших детективов.
– Что ты там устроил? – спросил Костя и присел на угол стола.
– Я всего лишь хочу, чтобы в моем доме исполнялись некоторые правила, – произнес Игорь. – Только и всего.
– Ты набросился на труп! Ты это понимаешь?!
– Я хочу элементарных вещей! – крикнул Савельев. – Не трахаться! – Он загнул указательный палец. – Не целоваться! – Второй палец лег рядом с первым. – Не сидеть на коленях!
– Он что, пьян? – спросила Маша у Кости.
– Не думаю. Он просто устал, – ответил ей Пришвин, а потом обратился к Савельеву: – Игорек, послушай, ты устал. Тебе надо отдохнуть.
Маша подумала, что сейчас Савельев заорет что-нибудь наподобие «в моем доме не трахаться». Но он как-то печально посмотрел на друга, кивнул и произнес:
– Я очень устал и хочу спать.
Маше эта сцена показалась такой трогательной, что ей вдруг захотелось подойти и обнять этого борца с мертвецами.
* * *
«Волга» сдохла в тридцати метрах от ДК. Владимир вышел из машины, вдохнул морозный воздух полной грудью и пошел к багажнику. Открыл крышку и уставился на генератор. Сначала он подумал позвать Добряка. Из бомжа, конечно, помощник тот еще, но вдвоем все-таки легче. Однако потом Вова отогнал эту мысль. Это его дело, и он непременно должен закончить его сам.
Паровоз вытащил электростанцию. Кстати сказать, она стала легче, что ли. Вова очень надеялся, что, пока он ее кантовал по заснеженному огороду, от нее ничего не отвалилось и не осталось там, в снегу. Нет. Он бы заметил. У щитовой генератор пришлось опустить на пол. Гребаная коробка не проходила в узкий дверной проем. Не хотелось бы вот так закончить начатое. Злость переполняла Тутуева. Он даже с неподдельным ехидством подумал, что и двухметровые шкафы собирали на улице, а только потом вокруг них строили ДК с его узкими дверями.
