Теперь о твоей болезни. Когда ты к нам попал, ты не выявлял никаких признаков психического расстройства. Как будто милиционеры тебя просто взяли и увезли из дома. Ты все время спрашивал, когда тебя заберет мама. И ни слова об отце либо бабушке. Вот тут-то я и решил, что именно так и проявляется твое психическое расстройство. Я решил тебе помочь. Дело в том, что я тогда работал над диссертацией «Стирание плохих воспоминаний». Я все знал об этом. И еще нам с тобой повезло тогда. Израильские ученые уже год как опробовали на людях таблетки для стирания ненужных воспоминаний. И надо признать, успешно.
Вкратце об этих таблетках (чтобы ты не подумал, что тебя хотели отравить). Каждый участок памяти подвержен процессу созревания… Ладно, я чуть не начал переписывать диссертацию. В общем, если проще, то эти плохие воспоминания мы берем и стираем, будто ластиком – неудачный штрих карандаша. Одна проблема – воспоминания разложены… ну, скажем, по папкам. И вот плохие воспоминания о том, как погибли твои родители, вполне возможно, могли находиться в одной папке с воспоминаниями о прекрасном дне рождения, когда тебе дарят велосипед. И что делают эти таблетки? Они не имеют доступа в каждую конкретную папку и поэтому стирают ее полностью. Ты не помнишь о смерти мамы с папой, но так же ты и не помнишь, откуда у тебя взялся зеленый велик. Ну, и так далее.
Была еще одна проблема. Полностью воспоминания не стираются, «окно» может открыться. Например, твой нос учует запах праздничного пирога. В твоем мозгу выстраивается ассоциативная цепочка, и ты вспоминаешь день рождения и полученный тогда подарок. И, конечно же, ты понимаешь, что раз день рождения и смерть родителей находились в одной папке, то ты без труда вспомнишь и это. Поэтому ты и принимал таблетки каждый день. Нет, не те, которые стерли папки. Эти таблетки были меньшей дозировки. Я не силен в фармакологии, но я знал: их миссия – блокировать возможность открывания этих «окон».
У тебя возник резонный вопрос: откуда я их взял? Я тебе отвечу. У меня был однокурсник, смышленый малый Лева Лейнер. Во времена перестройки эмигрировал в Израиль. Так вот, он и был в числе тех израильских ученых. Дальше, я думаю, тебе понятно.
Теперь об опасности твоих способностей для человечества (не думал, что напишу это без улыбки; тем не менее мне не смешно). Когда мы уже жили вместе, я решил копнуть твое прошлое. По отцовской линии я ничего не нашел, кроме того, что дед твоего отца был пламенным революционером и его расстреляли в тридцать шестом году. Семья автоматически стала врагами народа и была отправлена в Азию. То, что касается каких-нибудь паранормальных явлений, – ничего. А вот по маминой линии я сразу же наткнулся на ее деда. Сильный колдун. Он поздно понял, кто он и что умеет, но когда понял… Он быстро начал стареть и… И практически не мог контролировать себя. То есть твой прадед реагировал на все, на любой косой взгляд. Он сеял смерть и умер в тридцать шесть лет первого сентября тысяча девятьсот тридцать девятого года. Да, сынок, именно 1 сентября 1939 года. Не думаю, что начало Второй мировой – это его заслуга, но… Так уж совпало.
У него осталась красавица дочка, тринадцатилетняя Тоня. Антонина Львовна – твоя бабушка. Нам остается догадываться, сказал ли ей отец перед смертью, либо она сама догадалась, что таким, как ее отец, не стоит жить. В общем, как только она сообразила, что ты точно такой же, как он, она решила утопить тебя в тазике с замоченным бельем.
Сынок, твое умение очень опасно, и не только для окружающих. В первую очередь пострадаешь ты сам. Контролируй себя, сынок. Это мой единственный дельный совет. Будь осторожен. Если уж ты не сможешь сдерживать себя, научись направлять Силу в нужное место. Это должно быть вроде ружья (хотя сейчас я мало понимаю, о чем толкую – и о твоей Силе, и о ружье у меня представление поверхностное). Если ты умеешь обращаться с ним (я имею в виду ружье), то не отстрелишь себе ничего и плечо отдачу легче примет. Без синяков не обойдется, но все-таки.
Ну а теперь самое последнее, но не менее важное. Я должен тебе рассказать о Машеньке. Нет, не для того, чтобы ты оценил мое постоянство. Я хочу лишь, чтобы ты не считал, что я все эти годы ставил на тебе эксперименты с этими таблетками. Таблетки – лишь одна из составляющих нашей с тобой жизни.
У нас не могло быть детей. Я имею в виду себя и Машу, мою жену. И мы решили усыновить ребенка. Но тут случилась беда. Машенька пошла в магазин, и перепивший подонок выстрелил в нее. И этим выстрелом он перечеркнул все. Машенька выжила, но не могла ни ходить, ни сидеть. Через некоторое время она умерла. Ты знаешь, сынок, она будто подумала, что, мол, хватит мучить меня. Подумала – и ушла. После ее похорон я направился в детский дом с уверенностью, что вернусь оттуда с сыном. Но нет, я вернулся один. Я ничего не почувствовал тогда. Понимаешь? Внутри как было пусто, так пусто и осталось. Не знаю, что я хотел почувствовать, но это чувство пришло позже. Через двадцать лет, когда милиционер ввел тебя ко мне в кабинет, вот тогда это и произошло. Поверь мне, малыш, я решил усыновить тебя задолго до того, как узнал о твоих проблемах.
Вот и весь рассказ. И не суди старика строго. Прощай, сынок.
P. S. Вот ведь какое дело. Мне удалось раздобыть фотографии твоих родителей, бабушки и прадеда. Они лежат в этом же конверте (фотографии, разумеется). Прощай.
* * *
Максим медленно сложил лист.
«Старик знал, кто я. Он оберегал меня от меня же».
Перед Максом лежали три черно-белых снимка. На первом полная женщина сидела рядом с высоким статным мужчиной. На коленях у мужчины сидел мальчик лет пяти. Женщине полнота шла; можно было сказать, что она красивая. Пышные темные волосы обрамляли круглое лицо. Мужчина тоже был красив, но уж слишком суров. Макс все понял. Эти люди из снов – его родители. А у отца на коленях – он сам.
Макс достал второй снимок. Женщина лет шестидесяти. Максим тоже ее узнал. Бабушка Тоня. Старушка в цветастом переднике с обгоревшим лицом из его сна. Он все вспомнил. Не вспышками, а так, просто всплыло, будто он ничего и не забывал. Максим почувствовал, что легче ему от этого не становится.
Если первые две фотографии были толчком к воспоминаниям, то последняя была так, для общего саморазвития. Единственное, что бросилось в глаза на этой выцветшей карточке, так это поразительное сходство прадеда с Максимом. Будто кто-то намеренно состарил снимок Макса для того, чтобы выдать его за ретро.
Бабурин сложил фотографии и письмо назад в конверт, а его, в свою очередь, засунул во внутренний карман куртки. Пойти надраться, что ли? Вроде и узнал он что-то, и вспомнил, но на душе было так же дерьмово.
