Глава пятьдесят первая
где Филька делает последний выбор
Дожди как-то незаметно превратились в снежную порошу, и однажды поутру люди, просыпаясь, удивлены были необычно ясным светом, вливавшимся в окошки — глянули, а там бело! Пока спали, Зима гостьей заявилась, да уж и расхозяйничалась, прибралась на свой вкус и лад. Сельчане дивились на раннюю гостью, а старики обещали, что все приметы указывают: после столь короткой осени жди необычайно раннюю и дружную весну.
Морозы тоже не заставили ждать, взялись выхваляться, силу свою казать, укрощая строптивую Лебедянку. Споначалу закраинами ледяными обложили ее для пробы, а после поднатужились, да и кинули от берега до берега хрустальный покров, смирили речку, как кобылку норовистую шелковыми путами стреножили.
Ночи опускались на Лебяжье рано и стояли ясные, звездные, светлые после осенней непроглядной мглы. От морозцев казались они прозрачными и звонкими, сам воздух был похож на хрусталь.
В начале одной такой ночи Филька, как обычно, пришел ко двору Ярина. Тот вскоре вышел, застегивая на ходу легкий дубленый полушубок.
— Куда закатимся? — спросил он дружка и, глянув на него, засмеялся: Ну-ну, чего ты там придумал с такой лукавой рожей?
У Фильки и впрямь, глаза блестели, как масляные, и на лице будто кто выписал саму блудливость.
— От тебя и хошь, да не утаишься, — хохотнул Филька. — Счас, только вышел к тебе идти, а из соседнего двора Васенка вывернулась, с ведрами. «Проходи, — говорит, — дядя Филипп, не буду тебе дорогу с пустыми ведрами засекать». «Дядя»! — опять хохотнул Филька. Спрашиваю, — куда так поздно? «Воды, — говорит, — не успела засветло принесть».
— Ну дак и к чему ты этот сказ ведешь?
— Я уж на нее с лета поглядываю — все девчонкой сопливой бегала, и враз девкой обернулась. Тако добро пропадает…
Теперь и Ярин засмеялся.
— Дак куда мы с ней?
— А хатенка Михаськина? В улице последняя, на отшибе. Ты иди печку затопи, а я мигом.
— Управишься один?
— А то!
Приятели разошлись, предвкушая скорую забаву. Филька заторопился к реке догонять соседскую дочку. Узким проулком вышел на тропинку, пролегшую сквозь нетронутый снежный целик к речке, и в конце ее увидел девушку. Она как раз ступила на ровный лед. Фильке видна была темная лунка проруби в нескольких шагах от берега, здесь и воду черпали, и скотину поили. И тут Филька удивился — Васенка прошла мимо проруби, пошла дальше, на реку.
— Эй! — забеспокоился Филька и наподдал ходу. — Васенка! Ты куда?
Лед еще не окреп, потому остерегались, ходили только у края. Девушка не обернулась, и Филька понесся к речке уже во всю прыть.
— Стой, Васена! Провалишься, дура! — Тут ему пришло в голову, что девчонка непонятно как догадалась про их намерения и убегает от него. — Да не трону я тебя, дурная, вернись счас же! — Про себя Филька успел хихикнуть: «Вовсе даже не трону!»
Девушка вроде и не торопилась, а уже отошла-таки от берега.
— «Убежит ведь, поганка такая!» — забеспокоился Филька и почувствовал, как ноги заскользили на вылизанном ветром льду. Филька торопился настигнуть беглянку, пока она не отошла далеко.
…Васенка удивилась, когда сосед полным ходом пронесся мимо нее к реке, ее же будто и не заметил. Приостановилась, с недоумением глядя ему вслед. Он что-то кричал неразборчиво на бегу, махал руками. Васена внимательно поглядела на речку — может, она кого не заметила в потемках? Но нет, речка, льдом скованная, пуста была. А Филипп уж во всю прыть несся. Девушка забеспокоилась:
— Дядя Филипп! Остановись!
Он и не слышит, не сбавляя ходу на лед вылетел.
…Ноги скользили, но Филька ловко держался на них и даже шагу скорого не замедлил. Васька уже вот — Филька руку протянул схватить чтоб… И тут застучал кто-то, будто в окошко: тук-тук. Опешил Филька — какое такое окошко посередине речки. А оно опять: тут-тук! Снизу! Из-под ног! Сквозь чистый прозрачный ледок глядит на него Алена холодно и вдруг пальчиком строго так погрозила… И глазами зеленущими держит-держит… Тут ноги Фильке вдруг припекло так, будто в печь раскаленную их сунул. Взвизгнул Филька, рванулся всем телом из зеленых пут, подпрыгнул аж, да и ухнул в воду с головой, проломив некрепкий лед.
Васенка на берегу закричала отчаянно и, роняя коромысло с плеч, расплескав по свежему снегу полные ведра, кинулась к ближнему двору людей звать.
Ярин растопил печку, щедро дровец накидал в зев ее. На двор лень было идти, так он табуретки разломал — в них дерево хорошее, сухое, жарко взялось. Со стола всю дрянь смахнул на пол, в подпечек запинал. Огляделся, покривился — а, сойдет. Заглянул в печь, дрова кочережкой пошевелил. Повернулся… и глаза сами собой сощурились, полыхнули люто.
На лавке, в простенке оконном сидела Алена, строго руки на коленях сложив. На Ярина не глядела. Огонь отражался в ее глазах, и казалось сполохи зеленого огня плещут в них.
— Явилась! — скривил губы Ярин. — Чего надо?
Алена медленно повернула к нему лицо, и сердце у Ярина нехорошо заныло. Лицо у Алены было столь бесстрастно, будто… у мертвой. А глаза… Куда и зелень их девалась — Алениными глазами глядела на Ярина та черная бездна, в которую он однажды уже глянул, и после много длинных ночей без сна ворочался, спать не мог…
— Иди на Лебедянку. Дружка своего поищи, — издаля, из лютой нежити этой дошли до Ярина слова, голову черным дурманом обнесло — закружилась, будто и вправду над бездной стоял.
Ярин переглотнул судорожно, руку, свинцом налитую, до глаз дотянул, загородил их ладонью… Когда оклемался мал-мало, набрался сил глаза открыть — опять один был в избенке. И не зная еще — привиделось аль вправду было, ломанулся в двери спиной вперед, мало что с петель их не сдернул.
На берегу народ толпился, гудел растревожено. Глаза Ярина выхватили из толпы девчонку Васенку. Всхлипывая, она торопливо рассказывала, видать, уж не по первому разу:
— … мимо меня пробежал и так, бегом на середку и выскочил! Я кричала, звала — даже не глянул, — девушка всхлипнула. — А потом так… враз прям в воду ушел… был и нету… Ой, мамочки… зачем он? Жалко-то как!
Пряча дрожащие руки в карманах, Ярин не удержался, на миг ощерил зубы в каком-то диком оскале: «Жалко!..» Смех рвался изнутри, но его Ярин скрутил и запихнул поглубже. Еще расхохотаться осталось!
Далеко от берега во льду хорошо был виден небольшой пролом — в нем темнела вода. До Ярина долетали обрывки говора:
— …видать сразу затянуло, ни разу и не вскинулся — вишь, края не обломаны…
— …да где тепереча… до моря самого понесет…
