Елена Блонди - Хаидэ

А вместо Торзы рядом с Теренцием сидели советники княгини да старый шаман на своем чурбачке, отполированном до стеклянного блеска. Шаман улыбнулся, видно прочитав что-то на лице знатного мужа княгини. «Так, да не так…» сказала эта улыбка и Теренций отвернулся. Он не любил, когда его мысли читают.

Такой была их встреча после долгой разлуки. И после они ни разу не остались наедине. Княгиня сидела рядом с ним на пиру, слушала здравицы и отвечала на них. Говорила слова уважения своему мужу и все, гомоня и улыбаясь, пили, выплескивая последние капли на расстеленные ковры.

Теренций не знал, в тот миг, когда его время качнулось, раздумывая, не потечь ли вспять, то же самое произошло с Хаидэ. Слушая негромкий шум сидящих за пиршеством гостей, она прижала к себе сына, оглядываясь. И ощутила себя той самой девочкой, что проголодавшись, нашла под коврами миску с мясными шариками, их принес ей Нуба, которого она еще не знала. Но занавес распахнулся, и она увидела не только глаза своего мужа, так же, как раньше, холодно глядящие из-под тяжелых век, но и быстрый взгляд Техути, — он стоял у выхода, слушая советника Нара. Все так да не так, мелькнула в голове мысль. Она стала другой и мир вокруг изменился, удивительным образом оставаясь прежним. Не кольцо, у которого начало смыкается с концом, а спираль, и она, уйдя вперед, продолжает видеть то прошлое, что находится на предыдущем витке.

«Отец мой, Торза…»

Княгиня продолжала видеть это прошлое, когда нянька взяла мальчика и понесла вслед за прихрамывающим Патаххой из шатра, туда, где ранние сумерки кутали неяркие звезды в зеленоватую дымку. Там, посреди стойбища с уже собранными палатками, пылал огромный костер, окруженных деревянными столбами с развешанными на них плетенками из ремней и шкур. Она опустилась на траву, глядя через языки пламени, как Патахха носит мальчика, поднимает его к небесам, и кладет на землю, чтоб снова поднять, прося и нижний мир и небесное воинство и самого великого учителя Беслаи, охранить будущего вождя и вложить в уста его матери нужное имя. Когда Патаха сделал круг и снова оказался рядом, поднялась, откидывая с лица красное покрывало. Сказала твердым голосом, глядя на спокойного мальчика:

— Имя ему — Торза. А прозвище к имени он заслужит сам.

Позади кто-то шумно вздохнул. И смолк, не пытаясь возражать.

«Ты хорошо подумала, мать будущего вождя?»

Узкие глаза Патаххи были совсем рядом, сухое сморщенное лицо увеличивалось, раздуваясь, а потом уменьшалось до размеров детского кулачка.

«Это имя может быть непосильным для обычного человека».

«Он не обычный человек, шаман, и ты знаешь это. Как знаешь и то, что мои причины передать его от деда к внуку — не дочерняя любовь и не проявление слабости».

Темные люди за пределами света стояли, не вступая в освещенный круг, в котором происходил молчаливый разговор. Там нельзя было никому, лишь матери, родившей вождя и отцу его мыслей.

«Твои причины жестоки. Заранее делаешь сына героем. Ну что же, на то ты и дочь Торзы непобедимого, Хаидэ в поисках своего имени».

Шаман повернулся к своим ши и произнес громко, чтоб слышали все:

— Мальчик получил первое имя! Имя племени. Вот он — молодой князь Торза, наследник славы своего деда.

Под гомон собравшихся он передал сына матери. Хаидэ откинула покрывальце, оголяя маленькое плечо. Села, скрещивая колени, уложила ребенка, крепко прижимая руками. Патахха должен наколоть на плече знак. Породнить вождя с каждым воином, сделав ребенка отцом им всем.

Шаркая ногами, Патахха подошел и, хватаясь за колени, сел на принесенный младшими ши чурбачок. Вытащил узкий нож, протянул руку, вводя лезвие в тело пламени жаркого костра. И вдруг, развернувшись, позвал одного из ши:

— Этот, как тебя. Убог!

Из темноты вышла большая фигура.

— Я тут. Тут я, премудрый. Ты звал?

— Поди сюда. На.

И когда подошедший Убог принял кинжал, переданный учеником, растерянно глядя на остывающее багровое лезвие, шаман ворчливо сказал:

— Совсем глаза мои плохи. Пусть делает, что встал, будто не знает, как.

Руки Хаидэ дрогнули, она посмотрела на шамана с беспокойством. Старик и правда живет очень давно. Может быть, и у него в голове прошлое перемешивается с настоящим и он не может их разъединить?

А тот не смотрел на встревоженную мать. И вздохнув, как могла глубоко, она ждала, пока Убог приближался, помахивая кинжалом в воздухе, чтоб остудить. Встал на колени и, наклонившись, уверенно и быстро ужалил детскую кожу, поставив первую точку.

Мальчик вырывался, сердито кричал, сжимая и разжимая кулачки и суча ножками, спутанными покрывалом. Хаидэ с неподвижным лицом беззвучно шептала слова утешения, мелькало узкое лезвие, оставляя на коже быстро набухающие черные капли. Наконец, убрав нож, Убог протянул руку к краю костра, где на траве остывал легкий пепел, набрал в горсть и, присыпав ранки, бережно втер в кожу. Встал, дождался, когда встанет княгиня, поклонился ей, стараясь все делать правильно. И отступил, оглядываясь. Будто только проснулся.

После снова был пир. Мальчика забрала Фития, унесла в палатку, где ждала Ахатта, обнажив тяжелую грудь. А Хаидэ сидела рядом с мужем, пригубливала вино из чеканной чаши, слушала советников и отдавала распоряжения. К рассвету весь лагерь должен сняться с насиженного места.

В красных всполохах костра и хмельном шуме она иногда оглядывалась, надеясь увидеть Техути, но натыкалась на взгляд Теренция и кивала ему, слушая его слова.

— Я рад, что мой сын получит и эллинское имя. Так я пойму, что все же я ему отец, а не целое племя. Твое племя, жена.

— Я тоже рада, муж мой. Но ты ошибся, не племя ему отец. А он с этого дня отец целого племени. Я лишь буду хранить его место, пока он не сможет натянуть тетиву и сесть на взрослого коня.

— Это значит, что в полисе жить ты не будешь… — Теренций подставил кубок и, когда девушка наполнила его, опрокинул в себя, выпивая до дна. Махнул рукой, выплескивая капли. И засмеялся.

— Тебе надо поспать, — сказала Хаидэ, — скоро утро.

Он поднялся, качаясь, поклонился, шутовски прижимая руку к груди.

— Твой приказ мне, высокая мать. Как н-не послушаться… Надеюсь, ты найдешь несколько мгновений, что наве-навес-тить в супружжес-ской палатке мужа. А, княгиня?

— Да. Я приду.

Уже выкатилась над краем степи зеленая звезда Миисы, когда Хаидэ, отдав последние указания женщинам, что собирали повозку с ее вещами, скинула плащ и ушла к ручью, умыть уставшее лицо. Остановилась на песке. Из темноты к ней приблизился Техути. И вдруг, беря ее руку, притянул к себе, обнимая и прижимаясь лицом к шее. Усталость и хмель от выпитого вина кинулись в ослабевшие ноги, Хаидэ повисла в руках египтянина.