— Умерли? — беззвучно шевелю я губами.
— Проверим, — вторит Мэг.
Спуститься вниз нам помогает мантия. Я иду на цыпочках, смотря под нош и стараясь не наступить на внутренности недоеденной индейки. Я чувствую слабое дыхание великанов — будто мощный вентилятор работает на большой скорости. Они не умерли, просто без сознания. Скала, которой Двуглазый сразил Одноглазого, валяется поблизости. Я мог бы прикончить их двумя хорошими ударами, но не могу. Это же люди, очень большие и дурно пахнущие. Я никого не могу убить.
И потом — кто знает? Может, они тоже заколдованы. Может, у них есть семьи, как у Корнелиуса.
Это была идея Мэг, что гиганты должны уничтожить друг друга. Мы собирались подождать, когда они, поужинав индейками, завалятся спать, и потом хотели начать кидать в них с дерева булыжниками. Тогда бы каждый из великанов решил, что это его товарищ в него бросается, и они бы стали драться. Я не надеялся, что это сработает, но согласился, так как у меня не было плана получше. Хотя это именно я придумал купить нечетное число индеек.
— Я свяжу их, — шепчу я. — И пусть Вэнделл потом разбирается с ними. Я подниму тебя на дерево, а потом спущусь в мантии.
Мэг размышляет.
— Я помогу тебе, — наконец говорит она.
— Нет, это мои поиски, а значит, и опасность моя. К тому же ты — мозг этой операции, а я мускулы.
— Ну да, несколько мускулов, — ухмыляется Мэг.
Но не успевает она продолжить спор, как я желаю, чтобы мантия перенесла нас на дерево.
Я оставляю там Мэг и спускаюсь обратно. Лучше сперва обезвредить ноги. Тогда если гиганты придут в себя, то не смогут бежать. Я обвязываю веревкой четыре лапищи, каждая из которых размером с вязанку дров. Снова и снова, сверху и снизу. Потом я применяю все свои бойскаутские знания по завязыванию узлов. Жуткий запах мешает сосредоточиться.
То же самое я проделываю с руками, потом обхожу великанов и дергаю за веревку в разных местах, чтобы проверить, хорошо ли она держится. Полностью удовлетворенный своей работой, я забираю Мэг, и мы фотографируем поверженных громил на ее мобильный.
— Пошли к Вэнделлу, — говорю я.
Лесничий у себя в офисе.
— Я знаю, ты пытался украсть лягушку, — говорит он, увидев нас. — Радуйся, что тебя не укусил скорпион.
Вэнделл показывает на табличку, прикрепленную к аквариуму. Там написано:
Androctonus ciustralis:
Желтый толстохвостый скорпион
Осторожно!
Смертельно опасен для человека.
Я смотрю на Мэг.
— Но он меня укусил! Как…
— Наверное, не сильно, — говорит она, а потом делает жест в сторону лесничего. — Ты же хотел ему что-то сказать?
Разве что поблагодарить его за ядовитых скорпионов…
— Гиганты связаны и лежат в лесу, — все-таки произношу я. — А теперь я хочу забрать свою лягушку.
Вэнделл слегка вздрагивает.
— Связаны? Ты должен был их убить.
Я был готов к этому.
— Смотрите, прикончив их, я бы совершил убийство. А вас бы тогда обвинили в подстрекательстве, что, насколько я знаю, считается преступлением. К тому же такие большие тела довольно трудно спрятать. Поэтому я просто нокаутировал их. — Я опускаю ту часть истории, в которой великаны вывели себя из строя сами. — Теперь можете вызвать полицию или Управление по охране окружающей среды, и вам поверят. Или отдайте их в Цирк Барнума и Бейли.
Лесничий думает.
— Но мы так не договаривались. Мы договаривались, что ты убьешь их, так что я не понимаю, почему должен отдавать тебе лягушку.
Он встает со стула и указывает нам на дверь.
— Было приятно иметь с вами дело.
Я не могу в это поверить. После всего, что я сделал, этот придурок не собирается возвращать лягушку? У меня чешутся руки. Сейчас я понимаю, что чувствует человек, когда действительно хочет кого-нибудь ударить. Но будучи парнем не буйным, как считает Мэг, я делаю несколько глубоких вдохов. Не помогает.
Голос Мэг прерывает мои размышления.
— Хорошо, Джонни, давай тогда просто развяжем их и уедем.
Вэнделл замирает.
— Развяжете их?
— Ну да. Связанные гиганты вам не нужны. А так вы найдете кого-нибудь другого, кто их убьет. Пошли, Джонни. Они, наверное, скоро придут в себя, уже ночь — как раз самое время искать пропитание.
— Хорошо, — смеюсь я. — Идем. У тебя есть ножницы?
— Вот — в рюкзаке.
Мы направляемся к выходу.
— Подождите! — Лесник забегает вперед и преграждает нам путь. — Ты не можешь их развязать.
— Увидите.
Я начинаю протискиваться мимо него.
— Хорошо, хорошо, может, я немного поспешил. Вы получите лягушку. Просто отведите меня к великанам, мне нужно их видеть лично.
— С радостью.
Но когда мы идем к двери, я замечаю то, что заставляет меня остановиться.
Это аквариум на стойке информации у Маргарет. На нем написано: «Алорианская морская лягушка».
Он пуст.
Я хватаю Мэг и показываю туда. Она переводит взгляд с меня на аквариум… с аквариума на меня… Потом направляется к леснику.
— Простите? Мистер Вэнделл?
— Что?
— Вы для безопасности поместили лягушку в какое-то особое место?
Вэнделл поворачивается.
— Да она прямо вон там, у Маргарет на…
Его лицо застывает, и я понимаю: лягушка должна была находиться в этом аквариуме. Если ее там нет, то это значит, что она сейчас прыгает по Морскому шоссе, лавируя между машинами, или, еще хуже, что ее уже похитили залкенбургцы.
Лесничий что-то говорит, по крайней мере двигает губами. Но я не могу его расслышать из-за собственного голоса, звучащего в моей голове: «Все кончено, все кончено». Я пытаюсь найти опору в темноте и цепляюсь за первое, что попадается под руку. Это Вэнделл.
— Что ты с ней сделал? Где она?
Моя голова может взорваться.
— Я н-не… я не могу… она была здесь. Я забирал ее домой, но принес сегодня утром.
Он ищет на полу, на полках, под столом Маргарет. Ничего.
— Ее здесь нет, ты, идиот!
Я чувствую на своей ладони пальцы Мэг, которая пытается успокоить меня.
— Вы видели кого-нибудь? — спрашивает она Маргарет. — Женщину, очень красивую, с длинными светлыми волосами, или крупного высокого парня?
Мэг освобождает Вэнделла из моих рук, и вместо него я припадаю к ней.
— Никого похожего не было, — говорит Маргарет, держа руку на телефоне и готовясь звонить в полицию.
— А как насчет… — Я вспоминаю слова принца про семью с девочкой-подростком. — Были тут какие-нибудь девушки?
Маргарет смотрит на лесничего. Он кивает.
— Ну, была тут одна семья из Огайо.
Моего века касается надежда, которая, оказывается, еще жива.
