— Именно так мы побуждаем Красную кровь совершенствоваться в мастерстве, искусстве и красоте, — поведал ей дедушка. — Мы используем внушение. Это полезный инструмент. Большинству людей не нравится думать, что их идеи на самом деле принадлежат не им, потому мы внушаем им нужные мысли. Если бы мы этого не делали, у людей никогда бы не было ни «Нового курса», ни социального обеспечения, ни даже Линкольн-центра.
Освоить внушение оказалось еще сложнее, чем научиться телепатии. Лоуренс объяснил, что делать это нужно очень осторожно, чтобы у людей не было ощущения, что ими манипулируют.
- Рекламу, действующую на подсознание, изобрел один из нас, конечно же, но когда краснокровные раскусили эту хитрость, то тут же запретили ее использовать. А жаль.
Накануне вечером Лоуренс предложил девушке внушить что-нибудь Андерсону. Несколько часов Шайлер пыталась не только поймать сигнал своей мишени, но и что-то послать ему, затем Андерсон внезапно встал, сказал, что ему хочется выпить чаю, и поинтересовался, не сделать ли чашечку еще кому-нибудь.
Когда он вышел, Лоуренс взглянул на внучку.
— Это была ты?
Шайлер кивнула. У нее ушли едва ли не все силы, чтобы передать одну простую просьбу.
— Хорошо. Завтра мы перейдем от дневной гастрономии к более важным делам.
На следующий день в школе усилия, затраченные на внушение, взыскали с Шайлер свою дань. Когда она после третьего урока спускалась по задней лестнице, у нее внезапно закружилась голова. Девушка потеряла сознание и рухнула бы с лестницы, если бы ее не подхватил Джек Форс.
— Держись! — сказал он. — Что с тобой такое?
Шайлер открыла глаза. Джек встревожено смотрел на нее.
— Я оступилась… потеряла сознание.
Девушки на лестничной площадке обменялись понимающими улыбками. Обмороки были в школе обычным делом — и красноречивым признаком анорексии. Конечно же, Шайлер ван Ален страдает расстройством пищевода. Слишком уж эта мерзавка тощая!
— Давай я отвезу тебя домой, — предложил Джек, помогая ей встать.
— Нет… Оливер… мой проводник… он может… это пустяки, ничего страшного, я просто слишком много работала над контролем, — с трудом произнесла Шайлер.
— По-моему, Оливер сейчас читает доклад на уроке английского, — сказал Джек. — Но если хочешь, я могу вызвать его оттуда.
Шайлер покачала головой. Нет, это будет нечестно — просить Олли получить плохую отметку только потому, что она вдруг занемогла.
— Ну, слушай, брось ты, давай я поймаю такси и довезу тебя до дома.
Лоуренс сидел у себя в кабинете и что-то писал, когда к нему постучалась Хэтти.
— Мисс Шайлер вернулась, сэр. Кажется, с ней что-то случилось в школе.
Лоуренс спустился вниз и обнаружил там Джека Форса с Шайлер на руках. Джек объяснил, что в такси по дороге домой девушка заснула.
— Кстати, я — Джек Форс, — представился он.
— Да-да, я знаю, кто ты. Положи ее вот сюда, на диван, — велел Лоуренс, проведя Джека в гостиную. — Ты молодец.
Джек бережно положил Шайлер на обитый бархатом диван, а Лоуренс укрыл ее вязаным шерстяным пледом.
Шайлер была так бледна, что ее кожа казалась прозрачной, а сквозь опущенные темные ресницы проступали слезы. Дышала девушка неровно и как будто с трудом. Лоуренс положил холодную руку на ее горячий лоб и попросил Хэтти принести термометр.
— Она вся горит, — сдавленным от волнения голосом произнес он.
— Она потеряла сознание в школе, — объяснил Джек. — В такси с ней вроде бы все было в порядке, но потом она сказала, что ее клонит в сон, и… ну, вы сами видите.
Лоуренс нахмурился еще сильнее.
— Она сказала, что работала над контролем. — Джек внимательно взглянул на Лоуренса.
Лоуренс кивнул.
— Да, мы с ней упражнялись.
Он сел рядом с внучкой и осторожно вставил термометр между запекшихся губ.
— Это запрещено Комитетом, — заметил Джек.
— Что-то я не припоминаю, чтобы тебя сильно волновали чужие запреты, Аббадон, — отозвался Лоуренс. До этого момента никто из них не вспоминал об их былой дружбе. — Кто бы это говорил! Ты поддержал нас тогда, в Плимуте, хотя из-за этого твоя собственная репутация сильно пострадала.
— Времена меняются, — пробормотал Джек. — Если ты говоришь правду, значит, она ослабела из-за тебя.
Лоуренс извлек термометр.
— Сорок четыре градуса, — будничным тоном произнес он.
Такая температура для человека неизбежно обернулась бы скорой смертью или непоправимым вредом. Но Шайлер была вампиром, и для ее народа это было в допустимых пределах.
— Чуточку многовато, пожалуй, — решил Лоуренс. — Но нет ничего такого, чего не исцелил бы хороший отдых.
Несколько минут спустя Шайлер пришла в себя и обнаружила, что над ней сидят Джек и дедушка и внимательно смотрят на нее. Девушка задрожала под своим шерстяным пледом и плотно укутала плечи.
— Солнышко, такое с тобой уже случалось?
— Иногда, — тихо призналась Шайлер.
— После уроков?
Шайлер кивнула. Она умалчивала об этом, потому что хотела продолжать занятия.
— Мне следовало это предвидеть. Первый раз это случилось — ну, когда ты впала в анабиоз — через несколько дней после того, как ты гналась за мной в Венеции?
Шайлер снова кивнула.
Она вспомнила слова доктор Пат: «Иногда реакция может проявляться через некоторое время».
— Я должен был сообразить, отчего ты так слаба, — продолжил Лоуренс. — Теперь я буду себя грызть за то, что не распознал сути проблемы раньше. Все очень просто. Когда ты упражняешь свои способности вампира, твои голубые кровяные клетки работают сверхурочно, а поскольку твой уровень красных кровяных клеток был невысок изначально, из-за смешанного состава крови твои силы убывают. Существует лишь один способ поддерживать твою кровь в нормальном состоянии. Тебе следует взять человека-фамильяра.
— Но мне же еще нет восемнадцати! — попыталась возразить Шайлер. Именно с этого возраста разрешалось производить священное целование. — Я вообще-то собиралась подождать.
— Шайлер, это серьезно. Я уже потерял твою мать, впавшую в кому, и не хочу потерять еще и тебя. Хотя ты обладаешь определенными силами, о которых вампирам твоего возраста остается только мечтать, ты все равно намного уступаешь в силе среднему представителю Голубой крови. Ты не можешь избежать трансформации, но вполне можешь контролировать некоторые самые неприятные последствия, сопутствующие этому процессу. Ты должна взять фамильяра, не дожидаясь восемнадцати лет. Какого-нибудь молодого человека. Ради себя самой.
