– Как же быть? – спросил растерянно. Про все, собираясь с мыслями. Наташа ответила лишь о путешествиях:
– Думать своей башкой. Ездить совсем по-богатому. Или – совсем по-нищему. Второе – опаснее, но вернее. Но это съедает время твоей жизни. Надо ли?
– Как это?
– Сообрази. Ведь надо пожить, привыкнуть, найти свое. А это нужно далеко не всем. Поверь, Вить, на десятой поездке все достопримечательности на одно лицо. И невозможно вспомнить – сам ли был, или – по телеку видел.
– Значит, можно и не ездить совсем? – медленно сказал Витька.
– Можно. Или – лишь туда, куда хочется. Не ставя галочек.
– Ох, Натка, и как тебя бомонд твой терпит!
– А никак. Отбываю пару вечеринок в месяц. Для Кутиной пользы. И – сама по себе.
Гомонящий автобус развернулся на асфальтовой площадке. Две обязательные пальмы осеняли помпезный вход, украшенный расписными деревянными колоннами. Встречающие арабы простирали навстречу руки в просторных рукавах джалабий – так энергично, что, казалось, и ждать не будут, когда группа выйдет, с автобусом внутрь и занесут.
– О, Господи, – простонала Наташа, – Вить, давай туда не пойдем, а?
– А что делать будем?
Ната завертела выгоревшей головой. Подбежала к шоферу. Что-то сказала ему, улыбаясь, показывая на спутника. Вернулась, потащила Витьку за угол здания:
– Тут в паре кварталов рынок есть небольшой. Лучше там глянем. Вдруг что найдем…
– Охотница!
– Есть немножко…
Рыночек, накрытый светлыми большими полотнищами, казалось, важно плыл куда-то, хлопая на жарком ветру парусами. Быстрые тени пробегали по жестким лицам торговцев, по развешанным полотенцам, парео, пирамидам ящиков с фруктами, толпам грубых бронзовых фигурок.
Бродили среди рядов, ни к чему не притрагиваясь – все яркое, одноразовое. На всем написано «купи, все увидят – был в Египте». Но ни на чем «возьми в руки, потому что не можешь пройти мимо». Ната помалкивала. Витька неловко ощущал, как елозят по спинам взгляды черных мужчин. Рыночек был не совсем туристический. И мужчины здесь были – на своей территории. Ему стало неуютно. Вспомнились рассказы о том, как в мусульманских странах крадут блондинок. Ему же придется за Нату воевать. Хотя, бедный гарем, куда она попадет… И бедный мусульманин.
– Все одно и то же, – бормотала девушка, не обращая внимания на взгляды. Но вдруг остановилась. Витька наткнулся на теплое плечо.
– Ну-ка, – сказала Наташа и устремилась в боковой проход. Почти подбежала к развешанным по алюминиевым стойкам папирусам. Напряженно рассматривая рисунки, остановилась.
Чуть желтоватая белизна толстых бумажных лоскутьев. Сочные неяркие краски. Звериные головы и изящные руки приевшихся изображений египетских богов. А на полотне, перед которым стояла Ната, – не боги. Просто женщина. Обнаженная египтянка, лежащая в змеиной позе – приподнятым лицом к зрителю, а дальше, через изгиб тонкой талии и округленность бедра, видны чуть согнутые ноги. Узкие ступни – где-то там, далеко уже. И прямо в глаза смотрящему – медленный, все знающий, взгляд из-под ровной глянцевой челки. Чуть приподняты плечи, будто, опираясь на грудь и ладони раскинутых рук, встает, сейчас встанет.
«Ага, и раздует капюшон», подумал Витька, глядя в немигающие нарисованные глаза. Вздрогнул от шепота:
– Ты видишь?
– Да. Хорошо нарисовано.
– Балда. Смотри. Ты видишь, кто она?
Витька вспотел, застыл, уставившись. Быстро перебрал в голове знакомые лица. Лада, девушка из снов, а и все! Не модельки же…
– Наташ, – сказал хрипло, – это же ты. Ты это, правда? Только глаза другие. Нет, такие, только цвет другой. Надо же, совпадение такое!
– Какое совпадение, – отчаянно сказала, – какое? Сережка меня так рисовал. В этой вот позе. С этим лицом. Кольцо, глянь, на пальце.
И вытянула палец к рисунку, сводя вместе два серебряных толстых обруча – настоящий и нарисованный.
– Ну-у, – неуверенно сказал Витька, – наверное, местный художник видел портрет и сфотографировал. И теперь делает копии. Талантливо делает, даже я вижу, хоть и дуб в живописи.
– Не было портрета, Вить. Был один эскиз. Я в постели валялась тогда, виноград ели. А потом поругались, он эскиз разорвал и сжег. Прямо на полу. Пришлось коврик купить, чтоб хозяйка дыру в линолеуме не нашла.
– Я не знаю… тогда…
Касаясь плечами, шли вдоль стоек, смотрели. Рисунки с черноволосой Наташей светили меж сувенирных поделок – звездами с неба среди комков фольги. Поясной портрет вполоборота – гибкая спина, талия, начало бедер, небрежно драпированных прозрачной тканью. И завеса темных волос по плечу, закрывая часть спины. Линия щеки, нос, концы ресниц. Вроде бы и лица не видно, но все равно понятно – она, та, что рядом.
Каждый раз Ната вздыхала стесненно и машинально поправляла короткие пепельные прядки – будто убедиться, что не поменяли цвет и длину…
Добрели до последнего рисунка и встали. Тонкая женщина Наташа, с прямыми плечами и согнутыми руками, танцевала, развевая вокруг напряженно вытянутых ног прозрачные полотнища египетского виссона. Широкий цветной шарф перехватывал шею, вился по плечу до локтя и упадал, изогнуто сходя на нет к смуглой ступне. Орнаментом по краям и одновременно частью рисунка – две танцующие змеи. И три пары глаз, не мигая, на зрителя. Змеиные и женские. Нет – четыре…
– У тебя на шее – змея, – шепнул Витька, не отводя глаз.
– Вижу, – Наташа смотрела. Подняла руку, тронула собственную шею. Сглотнула…
Постояли, как во сне. И очнулись медленно, просыпаясь.
– Мы это купим, – сказала, – всю меня купим, а потом уже будем разбираться, кто рисовал.
Она отошла от рисунка и заглянула за край ряда. Осмотрела мусорные переполненные баки, сараюшки с выбитыми дверями, лежащую на пороге облезлую суку с утыканным щенками провисшим боком. С покосившихся стоек свисал край полотна – замызганный, рваный, хлопал, надуваясь, стойка поскрипывала. Мутной головной болью наплывал запах гниющих фруктов.
– Эй, – Наташа вытянула шею, засматривая в узкий проход между рядами, – есть кто? Мы покупатели…
– Наташ, – Витька потянул ее за руку, – вон смотри. Мы, наверное, слишком быстро проскочили. Или он отходил.
– Она, – поправила девушка, идя вслед за ним к черной согнутой фигуре на раскладном табурете.
– Мы хотим купить, – начала Наташа на ходу и осеклась. Из-под низко надвинутого, плотно увязанного и подколотого по краям хеджаба, над краем легкой чадры, глянули на нее медленные черные глаза женщины с рисунков. Витька, ухватившись за Наташино плечо, стиснул пальцы на горячей коже. И отпустил, недоумевая, как могло показаться – такое.
