– Спасибо, Мэл! Я твой должник.
– Больше, чем ты думаешь. Ладно, вот что ты сделай. К югу от Маркет-стрит есть бар под названием «Ящик теней». Иди туда и жди моего работника. Он там будет через час.
– А как он выглядит?
– Не беспокойся. Как увидишь, так узнаешь.
Только что миновала полночь, и в «Ящике теней» народ только разогревался.
Диск-жокей в неоновой будке выдавал грохочущую смесь евро-попа, ретро-диско и кислотной ностальгии. Солнечные прожектора с потолочных балок бросали длинные тени от танцующих на больнично-белые стены. Соня обратила внимание на стилизованные движения танцоров, резкие позы, как на показе мод, а еще – что танцующие больше заняты собственными тенями, нежели своими партнерами.
– Непарный танец, – буркнула она с отвращением.
Гусиное стадо стильно причесанных и раскрашенных будущих воротил бизнеса протиснулось мимо, оттолкнув Соню, которая порывалась побыстрее добраться до танцевального пола. Она мельком подумала, не обезножить ли кого-нибудь из них, но оставила эту мысль. Она сейчас не могла пойти на такой риск – привлекать к себе внимание.
Бары и ночные клубы всегда пробуждали в ней самое худшее. Соня думала, что какие-то мимолетные эмоции, порождаемые в таких местах, стимулируют Другую, возбуждают в ней жажду увечить. И даже сейчас под внешним спокойствием собственного "я" Соня ощущала молчаливое и зловещее присутствие Другой – как проплыв акулы, патрулирующей свою территорию. Мэл мог бы выбрать для встречи место и менее людное, но просителям выбирать не приходится.
Музыка становилась все быстрее и громче, тени на стенах дергались, как бирманские марионетки. Соня глянула на часы. Мэл говорил, что его связной придет в течение часа.
И она почувствовала это: острый, насыщенный адреналином прилив гнева и возбуждения, холодный и резкий, как неразбавленная водка из морозильника. Волосы зашевелились у нее на затылке.
Кто-то пришел по-настоящему разозленный.
Соня обернулась оглядеть интерьер клуба. За последние пятнадцать минут людей стало вдвое больше. «Ящик теней» превратился в сплошную стену молодых мужчин и женщин – танцующих, пьющих, болтающих, перекрикивая музыкальную завесу из колонок.
Соня сменила спектр, высматривая характерные ауры Притворщиков, но видела только сравнительно слабые ауры людей, измененные гормонами или наркотиками.
Ее стукнул второй порыв ненависти, и она ахнула, как в тисках мощного оргазма. Другая застонала от удовольствия, и Соня прикусила губу, надеясь, что боль и кровь отвлекут Другую достаточно надолго, чтобы Соня взяла себя (и ее) в руки.
Такие темные эмоции, как ненависть, – это для вампиров вроде обеда из семи блюд и приход такой силы, что крэк по сравнению с ним кажется детским аспирином. Волосы Сони затрещали от статического электричества, пока она переваривала заряд.
Надо отсюда выбираться. К гребаной матери этого хмыря от Мэла. Выбираться надо из этой селедочной бочки, набитой мешками с едой: Соня не питалась уже с тех пор, как поймала в Чайнатауне карманника, и сейчас ослабела, стала податливой внутреннему голосу Другой. Уходить надо, пока не стало по-настоящему плохо.
Соня оттолкнулась от стойки и плечом вперед стала пробиваться к выходу. Наткнулась на высокого парня с наполовину обритой головой и бриллиантом в левой ноздре. Парень покачнулся и пролил пиво себе на кожаные штаны.
– Ты, сука, глаза разуй!
Тип с проколотым носом схватил Соню за локоть. Она напряглась и зарычала. Рокот выходил из глубины грудной клетки, как у гигантской кошки. Пропирсованный поспешно отпустил руку.
Еще бы чуть-чуть, и...
Соня сделала глубокий прерывистый вдох и стала проталкиваться дальше сквозь кашу тел. Не успела она пройти и десяти футов, как ее снова схватили за плечо. Ненависть пролилась в нее такая чистая, как будто ткнули полным шприцем стопроцентного китайского товара.
Она не сопротивлялась, когда схвативший повернул ее лицом к себе.
Соня криво улыбнулась:
– Значит, эта сволочь меня подставила? Следующий раз я ему усы отрежу костями святых мучеников! Я бы сказала «будь он проклят», но это уже излишне.
Фелл обнажил клыки в ритуале вызова.
– Не знаю, шлюха, о чем ты бормочешь, и знать не хочу! Ты убила Аниз и моего ребенка, и я сейчас сровняю счет!
– Ты всегда изъясняешься дешевыми штампами, Фелл?
Он двигался быстро, даже по меркам Сони, когда въехал кулаком ей в челюсть. Голова Сони мотнулась назад, рот наполнился кровью. Толпа была такая плотная, что некуда было отлетать.
Соня сплюнула щепоть сломанных зубов и вытерла подбородок тыльной стороной ладони.
– Ладно, о'кей. Это я заслужила и приняла. Но я не убивалаАниз, Фелл! Ты уж мне поверь, что бы тебе ни говорил этот подонок...
Фелл ударил еще раз, но Соня на этот раз ждала и перехватила его кулак. Фелл с гримасой ненависти и боли попытался вырвать руку.
– Я предпочитаю решить дело миром, но ты мне никак не облегчаешь задачу. Мне не хочется делать тебе больно, пацан...
Фелл ругнулся и попытался ударить Соню другой рукой но к этому она была готова. Фелл попытался вырваться, но Соня только сильнее сжала пальцы.
– Пусти, убийца!
– А зачем?
Кипящая внутри Фелла ненависть заполняла ее, как дым бутылку. Заряд был так силен, что волосы на голове Сони поднялись петушиным гребнем. Она рассмеялась, бело-голубые искры отлетели от кончика ее языка, а голос звучал так, будто она проглотила молотое стекло. Голос Другой.
– Ты так ничего и не понял? Ни хренашеньки не сообразил? Как только Морган мог пытаться вывести новую породу, взяв вместо жеребца такую комнатную собачку, – не постигаю! Ну давай, любовничек! Продолжай ненавидеть! Злись на меня изо всех сил! Я от этого лишь сильнее становлюсь!
Ухмылка ее исчезла. Она выпустила его руки и схватила за перед рубашки, дернув к себе поближе – нос к носу. Ненависть, излучаемая Феллом, перешла в страх. Изумительно!
– Хочешь со мной играть, так играть надо не по детским правилам, фраерок! Дошло до тебя?
Группка каких-то клерков, выбравшихся повеселиться, завопила, когда Фелл грохнулся к ним на стол, взметнув фонтаны разбитого стекла и пролитого пива. Из носа Фелла текла кровь, он тряс головой, пытаясь избавиться от звона в ушах.
Соня схватила его за длинные желтые волосы и вздернула на ноги. Он попытался вырваться, но она не отпускала.
– Я сделаю тебя мужчиной, даже если тебе сдохнутьпридется! – прошипела она. Показав на танцующих, погруженных в транс ритмом и колыханием собственных теней, она сказала: – Видишь вот этих? Так ты ничуть не лучше! Дерешься с собственной тенью, а не с настоящим врагом!
