Какое-то время я просто поддерживала жизнь образа Аэлиты и наблюдала за ним. Потом мне пришла в голову идея приснить его Тёмной Стороне. Но как, если я не сплю с ней в обнимку?! Может, визуализировать образ Тёмной Стороны? Заякорив образ Аэлиты запахом буквы «А», похожим на запах настороженного предчувствия, я занялась новыми ассоциациями.
Мои силы иссякли как обычно на самом интересном месте в тот момент, когда я пыталась переплести образы двух Книг, и заметила, что во время наложения образ Аэлиты меняет свою структуру. Так и не почувствовав никакого отклика от реальных Книг, я провалилась в бесформенный разноцветный мир снов, едва успев сделать установку на солнце.
Проснулась я сама по себе, подкачавшись приснившимся теплом. Включив слух, я тут же выключила его, ибо едва не оглохла. На улице происходило что-то очень шумное и непонятное. А, обернувшись, я обнаружила, что у меня новый сосед — какой-то Тюбик.
— Эй, дружок! — со всей своей нежностью позвала я. — Ты живой?
Ноль эмоций. Попробуем ещё раз. И ещё…
Тюбик не откликался. Так. Хорошо, включу слух потихоньку, для этого представлю, что он уже включён…
Звуков такого количества и качества слышать мне ещё не доводилось! Отличить один от другого было достаточно просто, а вот определить их источник… не удавалось до тех пор, пока я не услышала раскаты грома!
На улице творился дождь, даже не дождь, а ливень — его капли били по крыше с такой силой, что дрожало всё вокруг, причём эта самая крыша находилась в непосредственной близости от меня. Сквозь шум долетали неразборчивые обрывки человеческой речи — видимо, люди пытались перекричать стихию. Сюда же добавлялся гудящий, пронизывающе-шелестящий звук очень сильного ветра — по крайней мере, таким он мне представлялся. А гроза… гроза ошеломляла, оглушала, продирала до самых кончиков страничек. Она была настолько близко, что явления природы, наблюдаемые когда-то из окон Библиотеки, показались мне фальшивыми, детскими, ненастоящими. Неожиданно раздался резкий скрипящий звук, похожий на усиленный в тысячу раз звук рвущейся бумаги, и в моих глазах помутнело. Я услышала обрывок голоса Динозавра:
— … упала! … метра от палатки!
Новый сосед не подавал признаков жизни, и я подумала, что он отключил все органы чувств. Восстание Ангелов называл подобную вредную практику тотальной сенсорной депривацией, в которой сложнее всего — заставить не работать интуицию. Я этого не умела. Что до зрения и слуха, то это легко приобретаемые умения Книг… а вот насчёт Тюбиков я была не уверена.
Несмотря на естественно возникший страх, я почему-то очень хотела хотя бы одним глазком взглянуть на бурю. Но людям сейчас, конечно, не до меня… А со страхом надо что-то делать, и я принялась трясти Тюбика, в том числе и на ментальном уровне. Взяв на вооружение методы выведения Книг из летаргической апатии, переданные мне библиотечными друзьями, я исколола розовыми иглами всю защитную оболочку своего соседа. Наконец, он соизволил вздрогнуть и очнуться. Тюбик долго не понимал, что происходит, а я уже находилась в полуобморочном состоянии.
— Эй, друг! Привет! Проснулся наконец-то. Ты извини, что я тебя потревожила, но если бы я этого не сделала, ты бы мог проспать свой звёздный час.
Улыбнувшись сквозь мутную пелену тревоги, я прижала Тюбика к себе.
— Ты к-кто? — раздался его не похожий ни на что голос.
— Я Безусловная Любовь, твоя лучшая подруга на данный момент. Хватит страдать депривациями, хватайся за меня, и будем учиться смотреть опасности в лицо.
— Зачем? — не понял Тюбик.
— Чтобы жить, милый мой. Жить! А не быть бесчувственным предметом для людей!
— Ааа… — ответил ошалевший сосед и робко прильнул ко мне.
— Так-то лучше.
Вдвоём уже почти не страшно. А уж в эмпатии…
— Ну, откройся, пожалуйста, — шептала я, хотя на самом деле кричала. — Ну что тебе стоит… не съем же я тебя!
Пока я боролась с Тюбиком, совсем не заметила, как тряпочная стенка рюкзака стала влажной.
— Перенесите нас под крышу! — закричала я.
Понимая, что люди, и даже Григорий, меня не услышат, я мысленно обратилась к Манополюсу: «Попроси перенести рюкзак со мной под надёжную крышу!»
— Эй, Тюбик! Ты знаешь Манополюса — Настольную Игру Шахматы?
— Д-да…
— Отлично. Сейчас мы с тобой будем мысленно призывать его нам помочь. В воображении. Используй все свои силы, что есть. Хорошо, милый?
— А что н-надо попросить? — спросил Тюбик.
— Чтобы рюкзак передвинули под крышу.
— Х-хорошо.
— Я тебя люблю. Всё, поехали.
Уффф… Сопереживать он совсем не умел, но, по крайней мере, подстроился к моему пространству воображения. Я решила послать Манополюсу ощущение, что в него играют, благо я его прекрасно помнила…
Во время нелёгкого процесса отдачи пришлось представить себя без обложки, поскольку жжение от проступающей через стенку рюкзака влаги становилось нестерпимым. Но до страничек оно не дошло, и я, открыв зрение и слух, поняла, что рюкзак подвинули — изменилась тональность звуков хлеставшего по крыше палатки дождя.
У нас получилось? Может быть. Но соседа надо приободрить.
— Эй, Тюбик, спасибо тебе! Кажется, у нас получилось, ты молодец!
— Д-да, — он потихоньку отлипал от меня.
— Как тебя зовут-то хоть?
— Моё Солнышко.
— Красиво! Ты хороший!
— Т-ты тоже. Ты Книга?
— По форме — да, по содержанию — нет, — уверенно ответила я.
— Я в-вымотался.
— Отдохни. Прижмись ко мне, не отлипай, пожалуйста. Вдвоём не страшно.
— А одному с-страшно?
— Да тоже нет, на самом деле. Чего нам бояться, если произойти может всё, что угодно?
— Может, с-смерти.
— Мы бессмертны, милый. Умереть может только то, что нами не является, и чем не являемся мы. Мы с тобой не можем контролировать ни жизнь, ни смерть. И то, и другое — это действия какой-то другой, неведомой нам Силы.
— А наши т-тела к-как же?
— Ты можешь контролировать своё тело? Нет. Значит, тело не твоё, а значит, ты не тело. То же самое с мыслями. Мысли не твои — а значит, ты ими не являешься. Ты не в силах изменить прошлое или контролировать будущее — выходит, бояться нечего. Прими с благодарностью всё, что с тобой случается.
— Но откуда т-ты это з-знаешь?
— Н-не знаю, — ответила я, неожиданно начав заикаться.
— Но к-кто мы т-тогда?
— Н-не знаю. Но м-мы не то, что я перечислила.
Тюбик затих, наверно, задумался. А я вообще не поняла, кто произнёс последние фразы моим голосом, потому что они взялись ниоткуда. Я никогда не мыслила такими странными категориями… И совсем не была уверена в своих словах.
