— Я не костолом.
— Нет, ты не костолом, а куча дерьма. Молчи. На что-нибудь ты вообще способен?
Играть ты не можешь, ломать ты отказываешься, ты выше этого! Для чего ты вообще, Филинов? Девок на игры за собой таскать? Так мы не в НХЛ, денег мне за это не прибавляют. А если я сейчас сдам игру, завтра же последуют оргвыводы.
— Какие оргвыводы? Это же игра! Кто-то выигрывает, кто-то проигрывает.
— Это не игра, чмошник ты этакий, это жизнь! Заруби себе это на граблях, которыми ты разучился бросать. На носу поездка за границу. Кто пошлет за бугор команду, проигравшую школьникам? Это крест и на поездке и на твоей спортивной биографии.
Играть ты может и будешь. На школьной площадке в своей школе, когда она не будет занята старшими ребятами. Возможно, даже там будет баскетбольное кольцо, а может, и нет. Ты же знаешь, какое у нас в районе состояние спортивных площадок.
— Да понял, я понял.
— Если понял, иди и выполняй установку тренера! — по-змеиному зашипела Сусанна, но в этот момент увидела подозрительный взгляд бывшей однокурсницы и расплылась в насквозь фальшивой, но чрезвычайно натурально выглядящей улыбке. — Что за чудный игрок у тебя появился, Оля! Поздравляю, желаю тебе успехов.
— Смотри, как они улыбаются друг дружке! — сказал Веничка. — Женщины — лживые твари!
— Почему ты такой злой?
— Я не злой, просто говорю правду. Ты уже должен был привыкнуть, что я знаю и говорю только правду. Просто жизнь такая противная, вот и все.
Филинов стоял напротив и сказал:
— Этот псих разговаривает сам с собой. Эй, композитор, ты не забьешь больше, так и знай. Я против тебя буду играть.
— Ты будешь меня ломать?
— Ты сам себя сломаешь, — проговорил Филинов, немного смутившись. — Лучше уйди сам.
Артемка отрицательно качнул головой. Игра возобновилась. Егор, получив мяч, по привычке отпасовал Артемке, тот, увидя боковым зрением стремительно надвигающуюся тень, торопливо избавился от мяча, отпасовав обратно, и в тот же момент Филинов хлестнул его по рукам, целя в бицепсы, чтобы перебить мышцы.
После такого удара руки могут не сгибаться целый день. Артемка вскрикнул и отшагнул к бровке. Арбитр поднес свисток к губам, но Сусанна его остановила:
— Фомич, дай ребятам поиграть!
— Чистый фол, Сусанна, ты это знаешь. Но если ты хочешь, чтобы я пореже свистел, то сама понимаешь.
Она вздохнула, Фомич был тертый жук, тут уговоры не действуют, и полезла в карман.
— Не сейчас ненормальная, после игры отдашь.
К Артемке подошел Веничка.
— Прочухал? Тебя бьют, никто не свистит. Будешь ждать справедливости, или уделаешь этого златогривого педика?
— Почему это он педик?
Игра как раз зависла в центре, игроки ругались из-за мяча с арбитром, и Филинов, стоящий ближе, услышал.
— Ты что, оборзел парень? Ты кого педиком назвал?
— Златогривым, — уточнил Веничка.
Красивое лицо Филинова перекосилось, он больно пихнул Артемку в плечо. Опять встряла команда, даже самый низкорослый и хрупкий Егор, который до смерти боялся драк, встал в стенке, разделившей игроков. В этот момент 66-я почувствовала себя командой. Единым целым многоруким многоногим организмом. Именно то состояние, что в спорте делает любую классную команду.
Фомич сказал Сусанне:
— Я буду вынужден удалить игроков. Только драки мне еще не хватало.
— Черт с тобой. Давай договоримся, пусть они сами решают. Кто кого уделает, тот и останется. Без всяких санкций.
— Ты толкаешь меня на преступление, Сусанна.
Она улыбнулась, стараясь, чтобы он заметил ее пухлые губы.
— Так и быть я заплачу тебе не только деньгами. Дам тебе разок после игры.
Помоемся вместе в душе, как когда-то.
Арбитр еще сомневался.
— А если школьник уделает твоего?
— Это вряд ли.
Сусанна подозвала Филинова и сказала:
— Я обо всем договорилась. Работай!
— Я убью его, Сусанна Леонидовна.
— Какой ты мужественный, — он непроизвольно погладила его по белоснежной шевелюре, тот отшатнулся как от чумной.
Неужели правда то, что о нем девчонки болтают, с сожалением подумала Сусанна.
Секс с малолеткой был бы незабываем.
Игра возобновилась. Артемка как всегда был на острие. С ходу вонзился в оборону «дьяволов», Филинов повис на правой руке. Артемка хоть и оставил его не у дел, и мог вести ближе к кольцу, опять бросил с трех очковой и снова попал. Даже не от щита, мяч влип в центр кольца, словно его туда втянуло мощным не дающим сбоев магнитом.
Полный эйфории, Артем утратил осторожность, и в этот момент Филинов подло, грубо и очень жестоко толкнул его в угол площадки, где стояли брусья. Толкнул изо всей силы, словно действительно собирался убить, к тому же Артем был расслаблен и не ожидал подвоха, так что не успел не только сгруппироваться, даже понять не успел, почему из-под ног стремительным вихрем выметнулся пол. Он ничего не видел кроме летящих ему прямо в глаза концы деревянных брусьев. По существу ему должно было вывернуть челюсть, если бы Веничка не заорал:
— Откидывайся!
Артем не пытался осмыслить совет. Чего откидывайся? Куда? И это его спасло. Он послушно запрокинулся на спину, отдавшись на волю судьбе, а судьба сегодня благоволила к нему. Артем видел только потолок над собой, полностью потеряв ориентацию, куда летит, что впереди. А над ним угрожающе вырастали брусья, напоминающие пару копий, готовых насадить его на себя словно мотылька в чьем-то то летнем альбоме, и от страшного удара брусьев ему удалось увернуться. Падение получилось болезненным. Он упал на железное крестообразное основание брусьев. По всем понятиям он не должен был встать. Копчик стрельнул противно и больно, будто в зад воткнули сверло. Сверху замаячили испуганные лица. Своей команды и соперников. И только Филинов смотрел зверенышем и шипел:
— Не вставай, баран, если хочешь уцелеть. Тебе хана, если встанешь. Нам на площадке вместе не быть. Я останусь, а тебя унесут, так и знай.
Артемка, цепляясь за упоры брусьев, поднялся. Его шатало. По щеке текла кровь.
От трибун пробилась Алена, платком стерла кровь.
— Тебе нельзя играть. Ослепнуть можешь. Бровь кровоточит.
— Еще 11 очков, — прохрипел он.
— Молодец, — похвалил Веничка из-за спин. — Она до тебя дотронулась. Учитывая твое воздержание, это практически секс. Только целоваться будет трудно, она тебя выше на полголовы.
— Заткнись! — оборвал его Артем.
— Хочешь меня обидеть, герой? — она заглядывала в его глаза. — Мне про тебя другое рассказывали. Будто ты в школу боишься ходить, наверное, что-то напутали.
