Сейчас эта церемония и празднование в Больнице Сиэтл завершились, и Дал получил новое назначение. Он снял Пушистика с локтя, спрятал его во внутренний карман куртки, чтобы защитить в станционной толпе, и быстро двинулся по туннелям подземки.
Он ожидал увидеть Черного доктора Арнквиста на церемонии присвоения полномочий, но там о нем не было ни слуху ни духу. Дал попытался добраться до него после окончания торжеств; все, что он узнал, — это что связаться с этим Черным доктором невозможно. А потом Далу пришло срочное сообщение из официального органа верховной власти Земли-Больницы, предлагавшее ему немедленно явиться в здание главного совета Больницы Филадельфии для встречи величайшей важности.
Сейчас он следовал указаниям депеши и добрался до здания главного совета намного раньше условленного времени. Он шел по коридорам и поднимался на лифтах, пока не достиг кабинета на двадцать первом этаже, куда ему указывалось прибыть. Казалось, все здание охватила суета, словно происходило нечто чрезвычайно важное; вокруг сновали врачи высокого ранга всех служб, собираясь мелкими группками у лифтов и вполголоса беседуя между собой. Что еще более необычно, Дал увидел одну за другой несколько делегаций внеземных существ, двигавшихся по зданию, некоторые в особых скафандрах, необходимых для поддержания их жизни на Земле, иные — в характерном одиночестве, никем не сопровождаемые, другие — со свитой мелких чиновников. Дал приостановился в главном вестибюле здания, когда увидел две такие делегации, прибывавшие на спецавтомобиле из порта Филадельфии.
— Странно, — сказал он тихо, потянувшись погладить Пушистика. — Совсем как сбор племен, а? Как ты думаешь? В последний раз я видел такое сборище дома, во время одного из происходящих раз в сто лет конклавов Галактической Конфедерации.
На двадцать первом этаже какой-то секретарь провел его во внутренний кабинет. Там он обнаружил Черного доктора Форвольда Арнквиста в разгар оживленной беседы с Голубым доктором, Зеленым доктором и хирургом. Черный доктор поднял взгляд и лучезарно улыбнулся.
— Теперь все будет в порядке, джентльмены, — сказал он. — Я свяжусь с вами непосредственно.
Он подождал, пока остальные уйдут. Потом пересек комнату и с восторгом сгреб Дала в объятия.
— Славно видеть тебя, мой мальчик, — сказал он, — и более всего отрадно наконец-то видеть эту серебряную звезду. Ты и твой маленький розовый друг хорошо сделали свое дело, намного лучше, должен сознаться, чем я предполагал.
Дал усадил Пушистика себе на плечо.
— А как же намечавшаяся встреча? Зачем вы хотели меня видеть, и что здесь делают все эти люди?
Доктор Арнквист рассмеялся.
— Не волнуйся, — сказал он, — тебе не придется оставаться на заседании совета. Боюсь, это будет долгое, скучное совещание. Нет сомнений, каждый член этих делегаций в течение последующих трех дней выберет время, чтобы встать и закатить трехчасовую речугу, и, на мое злосчастье, мне, как Четырехзвездному Черному доктору, придется все это время сидеть, слушать и улыбаться. Но, в конце концов, дело того стоит, и я подумал, что тебе следует, по крайней мере, знать: твое имя много раз упомянут во время этих заседаний.
— Мое имя?
— Ты не знаешь, что был подопытной свинкой, да?
— Я… боюсь, что нет.
— Лишенное собственной воли орудие, так сказать, — довольно рассмеялся Черный доктор. — Ты, конечно, знаешь, что Галактическая Конфедерация оттягивала и задерживала все действия, направленные на рассмотрение заявления Земли-Больницы о приеме в полноправные члены Конфедерации и предоставлении места в Совете. Мы без труда выполнили два условия принятия — решили проблемы у себя дома и освободились от войн, вдобавок у нас есть талант, очень нужный и весьма требующийся в галактике, работу, которая устроит Конфедерацию. Но у Конфедерации всегда имелось третье условие членства в ней, условие, которое Земля-Больница не могла так легко выполнить или доказать на примере.
Черный доктор улыбнулся.
— В конце концов, в подлинной Конфедерации миров не может быть места никакой расе, которая считала бы себя превыше всех остальных. Никакая раса не может быть допущена в Конфедерацию до тех пор, пока ее представители не покажут, что они способны на терпимость, проявляют добрую волю к принятию представителей других рас как равных. А в природе землян всегда присутствовала нетерпимость, убеждение в том, что тот, кто выглядит необычно и ведет себя по-иному, должен в чем-то оказаться менее достойным.
Черный доктор пересек комнату и открыл лежавшую на столе папку.
— Если захочешь, как-нибудь прочтешь здесь о подробностях. Галактическая Конфедерация избрала тебя из тысячи возможных кандидатур в качестве пробного камня, чтобы посмотреть, найдется ли тебе место на Земле-Больнице. Никому здесь не сказали о твоем предназначении — даже тебе, — хотя некоторые из нас подозревали истину. Конфедерация желала увидеть, смогут ли принять на Земле-Больнице образованное, привлекательное и разумное существо из другого мира и возвысить до равного с землянами положения в качестве врача.
Дал не сводил с него глаз.
— И я был тем самым существом?
— Да. Не скрою, шла борьба, но Земля-Больница в конце концов удовлетворила Конфедерацию. Под занавес этого конклава нас примут в полноправные члены, дадут постоянное место и право голоса в галактическом совете. Время нашей стажировки окончится. Но довольно об этом. А как ты? Какие у тебя планы? Что ты собираешься делать теперь, когда у тебя на воротничке — эта звезда?
И они поговорили о будущем. Тигра Мартина, по его просьбе, включили в исследовательский отряд, возвращающийся на седьмую планету 31-й Брюкера; тем временем Джека приняли на временную преподавательскую работу в диагностическом центре Больницы Филадельфии. Дала занимала дюжина разных вещей, но сейчас он хотел только путешествовать от одного медицинского центра Земли-Больницы до другого, наблюдая и изучая, чтобы решить, как ему лучше использовать свои возможности и положение врача Земли-Больницы.
— Это будет, конечно, в хирургии, — сказал он. — Только вот не знаю, где именно. Но, чтобы определиться, времени у меня достаточно.
— Тогда ступай, — сказал доктор Арнквист. — С моими поздравлениями и благословением. Ты многому нас научил, и, возможно, в то же время сам чему-то научился.
На мгновение Дал заколебался. Потом кивнул.
— Я кое-чему научился, — сказал он, — но есть еще одно, что я хотел бы сделать, прежде чем уйду.
Он снял с плеча своего маленького розового друга и усадил его на локте. Пушистик глянул на него снизу вверх, радостно помаргивая.
