Ей было пятнадцать, а Зеббо тридцать два, когда они поженились.
Не прошло и двух дней после свадьбы, как Зеббо заговорил о ее даре и о том, что они могут вместе сотворить.
Кэти-Мэй не особенно была уверена, что у нее есть дар, поскольку он был связан с Салли и ее снами, а об этом она вообще не любила думать. Зебулон настаивал. Она знала, что в ней есть сила, никуда не делась, но она этой силы боялась. А если эта сила ускользнет от нее и сделает Зебулону плохо? Кэти-Мэй пыталась объяснить мужу свои страхи, но он не понимал ее нерешительности. Заставить себя рассказать ему, что случилось с ее семьей, она не могла. Может быть, если бы она себе переломила и рассказала, все было по-другому. Да нет, зная Зебулона – вряд ли.
В конце концов Зеб уболтал свою, невесту работать «передатчиком психоэнергии» на его представлениях. Зрители писали на карточках имя и адрес и отдавали их Кэтрин (Зебулон в медовый месяц сразу дал ей новое имя), а она «транслировала» их Зебулону, который стоял на сцене с завязанными глазами. Когда она пыталась залезать в умы публики за дополнительными сведениями, о которых не спрашивала, это иногда невольно приводило к временному параличу или эпилептическому припадку кого-нибудь из зрителей. Зебулон требовал, чтобы она работала только с карточками.
Выступления шли успешно, но Зебулону было мало хороших сборов на ярмарках. В шестидесятом, через два года после свадьбы, ему пришло в голову заделаться странствующим проповедником.
– Детка, этот рэкет прямо для нас создан! Нам нужна только палатка, несколько складных стульев, подиум и подержанный грузовик. Целые стада вахлаков выстроятся в очередь, уговаривая нас взять у них денежки! Что скажешь, лапонька? Тебя устраивает?
Конечно, устраивало. Ее устраивало все, чего хотел Зеб.
Первые дни были самыми трудными. Денег едва хватало на прокорм, не говоря уже о бензине для переездов. Иногда, в жару, когда палатка наполнялась потными вонючими психами а голос Зебулона гремел о вечном проклятии и грехах плоти, Кэтрин казалось, что среди публики сидит папаша с глазами, полными виски и Господа, а рваный разрез горла покрыт запекшейся кровью. Иногда появлялась мама, прижимая зарезанного младенца к обугленной груди, и качалась в такт мелодии гимна. Тогда Кэтрин и начала пить.
Зебулон сперва этого не одобрял, хотя никогда не запрещал прямо. Может быть, он боялся, что она перережет его «связь с Господом».
На второй год этих непрестанных проповеднических гастролей Кэтрин забеременела. Зебулон отнесся к этому без всякого восторга. Дети – это хлопоты и заботы. Кэтрин была убеждена, что у него настроение переменится, когда родится ребенок. Выкидыш от напряжения и пьянства случился во второй трети беременности. Зебулон отказался везти ее в больницу. Чудотворец, влетающий с женой в приемный покой, доверия не вызывает. Так что он скармливал ей аспирин горстями и заматывал живот полотенцами.
После трех лет работы Колесами Божьими положение стало меняться. Репутация Зебулона росла благодаря его умению «призывать верных». Простодушные валом валили в палатку, горя желанием узреть хоть какое-никакое чудо. Иногда в первый ряд садились профессиональные разоблачители и смотрели, как Кэтрин раздает пастве «целительные карты», веля написать «нужду в молитве», а также имя и адрес. Ей нравился озадаченный вид скептиков, когда она не относила карты к стоящему на сцене мужу и не подавала ему сигналов.
Однако целительный дар Зебулона был продуктом многих лет работы цирковым фокусником. Самым большим его успехом был вариант ярмарочного фокуса «человек, который вырос». Для того чтобы исцелить больного с укороченной ногой, надо было найти подходящую мишень со свободными ботинками, положить руку под ноги клиента, когда он сидит, и вывернуть руку так, чтобы ботинок на длинной ноге чуть отпустить, а ботинок на короткой ноге прижать к подошве. Потом, резко изменив направление руки, ботинок на длинной ноге надо было прижать к подошве, и возникало впечатление, что ботинки оказываются на одном уровне, и ноги в них, что еще важнее, – тоже. Клиент хромал со сцены, уверенный, что он исцелен, и пожертвования тут же лились с удвоенной силой.
Кэтрин просто поражало, как мало нужно было «верным» для оправдания своей веры в то, что Зебулон – проводник воли Господней. Почти никогда ему не нужны были ни ловкость рук, ни ярмарочные трюки. Зебулон просто заставлял клиентов верить в то, что они исцелены. Те, кто приходил на богослужения, это были не люди – овцы. Овец надо сгонять в стадо и стричь как можно быстрее и эффективнее. Когда Колеса Божий возвращались в какой-нибудь город, тамошние люди начисто забывали, как сохранили артрит, потеряв сбережения.
Радиопроповеди начались в шестьдесят четвертом – как раз вовремя, чтобы Зебулон успел повопить в эфире о заговоре евреев и коммунистов, убивших президента Кеннеди и напустивших четверых длинноволосых иностранцев-гомосексуалистов поганить души американской молодежи.
Первая настоящая церковь – с хорошими деревянными полами и стенами уже не из брезента – появилась в шестьдесят шестом. Это прибавило Зебулону респектабельности в общей массе проповедников и позволило ему заключить союз с некоторой коалицией фундаменталистских церквей – из тех, что правее твердокаменных баптистов и адвентистов седьмого дня. Зебулону было сорок, а Кэтрин – двадцать семь, когда они купили свой первый двухдверный автомобиль.
Годы полетели бесконечной чередой выступлений по радио, туров укрепления веры (теперь уже не в палатке, а в залах с кондиционерами) и присылаемых чеков и денежных переводов. Зебулон уже строил планы выхода на телевидение и расширение связей церкви среди сильных мира сего.
За эти годы Кэтрин стала лучше понимать природу своей силы. Зебулон не одобрял, если она использовала свой дар вне программы, и она знала, что раздражать его не следует. Гнев Зебулона бывал страшен, а руки целителя бывали очень жестокими. И потому Кэтрин пила все сильнее, чтобы приглушить в себе силу. Это не очень получалось.
Если она слишком долго смотрела на овец, то видела, что у них плохо: легкие цвета сажи, липкие, как свежий асфальт, опухоли, скрытые в складках мозга зловещими жемчужинами, ползущий плющом рак, кости, изогнутые артритом в абстрактные скульптуры... Хорошо хоть родители уже не появлялись во время служб.
Среди ее чувств к Зебулону всегда преобладали благоговение и страх. Человек эмоциональный, он иногда давал волю своему характеру, хотя научился не делать этого перед камерами. Шли годы, и любовь, которую она когда-то к нему питала, сменилась уважением к его осмотрительности. Образование Зеба не пошло дальше восьмого класса, но у него было прирожденное понимание, как лучше охмурить лоха.
