Правда, теперь Морган осознал, что потерял вообще всякую чувствительность ниже шейных позвонков. Очевидно, у него наступил временный паралич. Льюк, Сайрус и Авраам перекатили его на спину, и он увидел их всех: Синтию, Слэйтера, Бронсона и других гостей. Все они злобно усмехались.
И только тогда до него дошло, что они сотворили с его телом. Осознав это, Морган чуть не лишился рассудка. Избыток адреналина бушевал в его крови, мысли путались, и он никак не мог сосредоточиться. А тело лежало совершенно неподвижно, как мешок с мусором, приготовленный для выноса на помойку.
Он знал, что паралич, который способен устроить настоящий хиропрактик, — не временный — это навсегда. И понял, что никогда больше не сможет пошевелить ни туловищем, ни конечностями.
— Ну вот, теперь все в порядке. Мама разрешает вам присутствовать на наших службах, — сладчайшим голосом пропела Синтия. — Вам будет предоставлено место в самом лучшем ряду, в специальном кресле, потому что теперь мы можем быть твердо уверены, что вы никуда уж не сбежите, чтобы рассказать, что у нас здесь происходило.
Морган чувствовал, как по щекам его текут горячие слезы. Но больше нигде он не ощущал своего тела: ни рук, ни ног, ни даже кончиков пальцев.
Перед самым заходом солнца Сайрус и Авраам направились через поле к часовне, чтобы как следует протопить ее. Основная часть церкви, где и происходили все службы, обогревалась большой старинной чугунной печью. А наверху, в бывшем кабинете дядюшки Сэла, где томились теперь три девушки, имелся небольшой электрический камин, который хоть и незначительно, но все же повышал температуру в комнате.
Авраам уже порядочно выпил, и теперь ему не терпелось поскорее вернуться в дом, где полным ходом шла Вечеринка. Он открыл дверь часовни и пропустил внутрь Сайруса, который тащил в руках огромную охапку дров. Сайрус не решался пока подходить близко к клеткам с девушками, а любовался ими издалека, злобно ухмыляясь и поджидая, пока брат включит в их комнате электрокамин.
— Ну все, Сайрус, пошли отсюда, — наконец скомандовал Авраам. — Мне не очень-то хочется здесь задерживаться. — Он похлопал братца по плечу и вытолкал из кабинета, после чего они спустились в саму церковь растапливать печь.
— Что они собираются делать? — трепеща от ужаса, тихо спросила Шарон, с трудом приходя в себя после короткого визита братьев в их комнату.
— Наверное, будут печку топить, — прошептала Гвен. — Во всяком случае, я на это очень надеюсь, иначе мы все тут просто от холода околеем.
Нанси ничего не ответила, хотя сейчас она не спала. Ей было холодно и страшно, и от этого никак не удавалось заснуть. Она укуталась в одеяло и поджала под себя ноги. Гвен и Шарон, тоже завернувшись в свои ветхие тряпки, сидели и смотрели друг на друга.
— Я очень боюсь этого большого урода, — призналась Шарон.
* * *
Авраам раскрыл дверцу старой печи, и она противно скрипнула. Сайрус освободился от своей ноши, свалив все дрова на пол, а потом стал выбирать из кучи щепки помельче, чтобы легче было развести огонь.
— Нечего их разбирать, кидай все подряд! — поторапливал его Авраам. — Мне тут некогда ждать, пока ты будешь возиться. Как получится — так и получится — ничего с нашими девицами не случится, если немного и померзнут. Все равно им недолго осталось ждать.
Авраам предусмотрительно прихватил с собой небольшую канистру с бензином и теперь облил им дрова, которые Сайрус послушно заложил в топку. Дерево сразу же занялось. Помещение озарилось рыжими сполохами. Авраам нетерпеливо переминался с ноги на ногу — ему страшно хотелось поскорее опять очутиться в доме. Сайрус же смотрел на пламя как завороженный, и пляшущие огоньки отражались в его безумны! глазах.
Наконец Авраам не выдержал:
— Ну ладно, Сайрус, ты тут оставайся и проследи, чтобы печка хорошо протопилась. К полуночи здесь должно быть уже тепло. Если огонь вдруг почему-то потухнет, иди за мной. Я буду в доме. Если все будет нормально, можешь запирать дверь и возвращаться. Я могу доверить тебе такое несложное дело?
Сайрус важно кивнул, давая этим понять брату, что он обязательно справится. Тут и волноваться нечего.
— Хорошо, — подытожил Авраам. — Но вообще, если тебе еще понадобится моя помощь, то постарайся, чтобы ни Синтия, ни Льюк об атом не узнали. Ты меня понял?
Сайрус послушно закивал головой. А потом снова уставился на огонь и стал ждать, пока брат, уверенный, что Сайрус сделает все правильно, выйдет наконец из часовни. Вспомнив о запертых в кабинете девушках, дебил радостно улыбнулся.
* * *
Увидев в дверях Сайруса, приоткрывшего рот в предвкушении удовольствия, Шарон пронзительно завизжала.
— А ну-ка, убирайся отсюда! — прикрикнула на него Гвен. — Пошел вон! Кому говорю!
Сайрус слегка пригнулся, не ожидав встретить от пленницы такого отпора, я на лице его отразилась нерешительность и даже сомнение, стоит, ли, ему вообще с ними связываться. И вдруг внимание его привлек какой-то блестящий предмет на полу. Им оказался шпатель дядюшки Сала. А Сайрус так любил все острое! Ведь ножи, топоры и лопаты были его неизменными игрушками с самого детства. Такого шанса он упустить просто не мог и, глупо хихикнув, смело шагнул в кабинет.
Гвен и Шарон в ужасе наблюдали, как кряхтя и отдуваясь, он нагнулся и схватил шпатель своими толстыми короткими пальцами.
— Нэнси! Проснись! — взвизгнула Гвен. Но Нэнси прекрасно видела, что происходит, поэтому на всякий случай заблаговременно привстала и передвинулась в дальний угол своей клетки. Сайрус подошел ближе и попытался ткнуть ее лезвием. Нэнси отстранилась, но он снова просунул шпатель между прутьями клетки. И опять ей удалось увернуться, правда, на этот раз он чуть не задел ее.
Потерпев неудачу с Нэнси, Сайрус приблизился к клетке, где сидела Шарон, и попытался достать ее. Однако лезвие было слишком коротким, и в своих тщетных попытках он только больно вывернул себе запястье. Шпатель выпал из его руки прямо в клетку к Шарон. Сайрус отскочил назад и потер занывшую кисть. А потом, чуть не плача от досады и жалости к самому себе, снова вернулся к клетке и начал с такой страшной силой пинать ее ногами, что металлическое сооружение затряслось, а девушка стала биться головой о прутья. Наконец, немного успокоившись и всласть наиздевавшись над Шарон, он лягнул «а прощанье по несколько раз и две другие клетки. И только после этого, полностью позабыв о потерянном шпателе, ушел из кабинета с обиженным видом, словно ребенок, которому не дали любимую игрушку.
