— Почему? — уставился на нее Роман.
— Потому что я упаду.
— Ты никогда этого не узнаешь наверняка, если не попробуешь.
На нашей стороне все молчали, точно зрители, завороженные спектаклем. Пока Роман спорил с Эльзой, в нашу сторону двинулась восточная девушка. Ее лицо выражало решимость. Все прошло довольно спокойно: у дыры она приостановилась, покрепче ухватилась за веревки, сделала длинный шаг… и через несколько секунд уже была среди нас.
— Вот видишь, — кивнул Роман на противоположный край.
— Все равно! — казалось, еще немного, и Эльза разрыдается.
Роман вскинул рюкзак, отвернулся и подтянул лямки.
— Эльза! Не бойся! Это легко! — крикнула Таня.
— Мы же все здесь… живые, — пробормотала Маргарита.
Эльза замотала головой. К нам шел Руслан, но мы на него не смотрели. Младший монах, в свою очередь, преодолел мост совсем незаметно: вроде бы только что стоял там, поглощенный пейзажем, а в другой миг — оказался здесь, такой же безмятежный.
— Эльза… — сказал Роман, но увидев, как она смотрит, махнул рукой.
— Я иду! — крикнул нам.
Мост как будто устал шататься. Или мы привыкли к его движению, и больше не воспринимали с тревогой. Но только не Эльза. Оставшись одна на той стороне, она с ужасом смотрела на ряд досок и несколько толстых веревок, которые чуть покачивались над двадцатиметровым разломом.
— Давай!
— Мы тебя ждем!
— Ты последняя!
Но она, позволив рюкзаку сползти, и держа теперь его за лямки, отступила.
Профессор покачал головой.
— Пора идти.
Эльза не могла его слышать, но Женя закричал:
— Мы уходим!
Я чувствовала, как она злится, и как ее не отпускает страх. Мы отвернулись от нее и потянулись за профессором, монахами и Верой. Я думала, мы скроемся за поворотом, и там ее подождем. Но этого не случилось. Эльза меня раздражала. Я не знала, какие причины имели другие, чтобы не возражать, чтоб не остаться с ней.
Движение вперед затянуло. «Дура, дура», — проговаривала я про себя. Я ощущала общую злость, витавшую над нами. Однако, размеренность шагов успокаивала.
Профессор гораздо лучше меня понимал, что он делает. Ведь Эльзы не существовало.
Существовала какая-то другая девушка, чье имя я вряд ли узнаю.
Позже, когда мы остановились на обед, никто даже не заикнулся о том, чтобы вернуться за ней.
На ужин сварили рис. Бухнули в большой котелок три банки тушенки и приправили найденными кем-то травами. Профессор, монахи и Вера ели отдельно. Они всегда располагались поодаль, но так, чтобы видеть нас.
Мы как-то безропотно взялись заботиться о себе. Ставить палатки, собирать дрова для костра, готовить еду. К счастью, нашлись люди, которые это умели делать.
Монастырский контракт вовсе не обещал санаторных условий на протяжении всего года эксперимента. С тоской я представила, что зимовать нам придется в холодном деревенском доме с туалетом на улице и баней два раза в неделю. Да и то — если сумеем ее растопить. При этом исследователи вполне могли поселиться в благоустроенном, с батареями и компьютерами, общежитии. Как подсчитали сведущие люди, еды в рюкзаках могло хватить максимум на неделю. Что будет дальше?
Возвращение в Монастырь? Я в это не верила, потому как профессор и старший Монах вели себя так, точно нам предстояло очень долгое путешествие. С другой стороны, мы могли выбрести на какой-нибудь… форт или склад. На поселок рассчитывать не приходилось: хотя здешние тропы кем-то и были протоптаны, на нашем пути не попались ни люди, ни нормальная — рассчитанная на машины — дорога. Пустынная, заповедная местность. Не была ли она запретной из-за каких-то экспериментов уже не психологического, а экологического характера? Или антиэкологического, что гораздо страшнее.
Впрочем, птицы тут выглядели нормальными. И непугаными — садились на расстоянии вытянутой руки и таращились блестящими и черными глазами. А Женя как-то сказал, что видел енота.
Сумерки мы встретили у костра. Пили чай. Кто-то посетовал на отсутствие шоколада, но остальные не поддержали. Много не говорили. Похоже, никто в свою новую жизнь не допускал поверхностной болтовни, а сходу рассказывать о серьезном мы не могли.
Но пламя, как ему и полагалось, сближало. Илья потрогал очки и с неуверенной улыбкой признался:
— Я сейчас вспоминаю.
Несколько голов сразу повернулись к нему с заинтересованным видом. Молчание все-таки тяготило.
— Когда я был маленьким… То есть, не совсем маленьким, а подростком. В наш город пришел человек. Он считался бомжом и сумасшедшим. Никто не знал, где он спит и откуда берет еду — ведь он не попрошайничал. Но он не выглядел человеком, у которого водятся деньги. Грязный, со спутанными волосами, в темном плаще.
Волосы у него были как грива. Черная, с сединой. Он казался мне стариком. Старше моих родителей. Хотя я сейчас понимаю, что ему было меньше пятидесяти.
Широкоплечий и быстро двигался… если надо.
Конечно, люди обходили его стороной. Детям запрещали к нему приближаться, мало ли. Но он выглядел слишком странным, чтоб про него не ходили слухи. Парни из училища под видом страшной тайны сказали, что он волшебник. Наверное, они врали.
Но с другой стороны хотелось, чтоб было так. Мы с друзьями следили за ним. В городе он появлялся нечасто. Выяснилось, что в основном он бывает в лесу на окраине. Люди там все время гуляли, тем более лес стоял над рекой. Очень красиво, особенно на закате, когда в воде отражается разноцветное небо.
Я бы сейчас сказал, что тот человек был похож на шамана. Он часто бормотал себе под нос и странно двигался — иногда будто бы пританцовывал. Бояться его не стоило: он сам не обращал внимания на других. Он разжигал костры. Поэтому я и вспомнил. Я видел, как он таскал сухие ветки, как суетился над кучкой сучьев. Но когда разгоралось пламя, он уходил. Считалось, что это опасно, вдруг случится пожар. Но обычно он разводил огонь или на камнях у реки, или довольно далеко от деревьев на голой земле. Если надо, он вокруг вырывал траву. Бывало, что его забирали менты. Но всегда отпускали. Отвозили и в психбольницу, но там никто тратиться на него не хотел. Он прожил в нашем городе несколько лет, а потом просто исчез.
Мы выслеживали его днем и ночью. Сначала прятались, но потом стало неинтересно.
Мы пытались привлечь его внимание. Он не реагировал. Тогда мы начали тушить его костры. Разбрасывали горящую кучу дров, топтали ногами. Но он после того, как костер был разожжен, терял к нему интерес. Шел себе и шел. Скрывался с глаз. Мы обсуждали, как бы на него напасть, но так и не решились. Он был здоровый такой, казался сильным. Может, мастер по какой-нибудь борьбе. Поскольку достать мы его не смогли, то притихли, и стали просто внимательнее наблюдать. Как он разводит огонь. Он это делал точно и быстро. Все всегда загоралось с первого раза. Мы пробовали повторить, но не получилось. Для разжигания он никогда не брал бумагу или бензин. Тем более, бензин он вряд ли бы мог достать. Только сухая трава и кора. Мы тоже делали это, но выходило как-то не так. Некрасиво. Иногда казалось, что огонь разгорался от его бормотания, а не от спички. Иногда мы даже не замечали спичку. Как будто пламя вспыхивало у него между пальцами. Но в это, конечно, никто не верил.
