произошедшего во втором корпусе, погибли студенты: с третьего и четвертого курса соответственно! Для нас, как и для семей погибших и пострадавших, это — огромная боль и утрата! — Торжественно поклявшись, что замыслила только шалость, произнесла она. А затем — перешла к назиданию и беспрекословному подчинению. — Пока идёт следствие, администрация и мы все — просим вас соблюдать осторожность: и не гулять по улицам — после комендантского часа! До этого же времени и в случае обнаружения бесхозных вещей, как и подозрительных личностей, просим сообщать об этом всём — лично нам же!
— Кто не знал — тот у-знал! Кто недо-понял — понял… А что — за новость-то? — Проговорил демон-брюнет с первой парты второго ряда, скрестив руки на груди и натянув тем самым ткань рубашки на своём накаченном и рельефном теле — ещё больше. Параллельно ещё изогнув свою правую чёрную широкую бровь, сощурив левую вместе с глазом, и смерил женщину перед собой внимательным и ожидающим взглядом своих больших тёмно-карих глаз — из-под полуопущенных чёрных ресниц; сжав и тонкие губы в одну полосу — заострив ими скулы и поджав вверх свой же угловатый подбородок.
— К нам в корпус — была переведена единственная выжившая, среди студентов в тот день, студентка! И так же — к нам была переведена оставшаяся часть её группы и обучавшиеся вместе с ними: в параллели и том корпусе! А у нас в группе — как раз не хватает одного студента: после того, как и твой же сосед взял академ. Другие же — «делиться» не захотели… Как будто — и в детском саду ещё, ей богу-дьявол!.. Кхм! И было решено, что именно она отныне — будет учиться с нами-вами! Кариночка?.. — И обернулась к выходу из аудитории, выискивая глазами девушку. — Проходи, пожалуйста! — И, стуча чёрными шпильками, в аудиторию прошла «приятная» брюнетка, хоть и «уступившая» чёрной форме, но так и не осилившая полностью отказаться от «своего стиля»: так что чёрные же лодочки с красной подошвой, как и её уже почти что и тотем, личный авторский знак, оставила при и на себе — даже пусть и хромая на левую ногу!
И, придержав под конец своего «некрестного хода» правой рукой своей чёрный же рюкзак, она встала рядом и по левую же сторону от куратора, улыбаясь ребятам. На что, и осмотрев её с головы до пят, «сильный пол» группы — призывно засвистел-заулюлюкал; неимоверно и взаимно, к слову, тем самым — обрадовав и саму «новенькую». «Слабый же пол», в то же самое время, от любых комментариев — воздержался да и вовсе отказался! Но и по этой же «их» тишине, как и по этому же всё «их» молчанию, девушка сразу определила — кто не имел ничего к ней, а кто имел, но промолчал: обрадовав её — дважды!
— Она потеряла… достаточно — в тот ужасный день! И ей теперь нужны — лишь поддержка и опора. Только наша же и с вами — забота… Мы же окажем её — ей, правда?
— Конечно! — Ухмыльнулся рыжий паренёк-ангел с последней парты третьего ряда, не отводя своего зелёного взгляда от неё, так ещё и подмахивая короткими рыжими ресницами и поигрывая широкими рыжими же бровями на своём узко-низком бледном лбу, заставляя тем самым и свои же светло-рыжие веснушки на полных щеках и орлином носу «пуститься в пляс», пока и уголки же его полных губ были растянуты почти и до ушей; а за счёт и последовавшего же следом прикуса нижней губы ровным рядом белых зубов — и его же округлый подбородок взметнулся вверх.
И, оскалившись так же и в ответ, девушка сжала своей левой рукой, сквозь чёрную же кожу рюкзака, холодную металлическую рукоять чёрного же пистолета с глушителем!
*
— Карина?.. Что ты здесь делаешь — на праздниках: мы же закрыты — до понедельника! — Проговорил девушке охранник, но, так и не получив от неё ответа, лишь проводил её своим удивлённым взглядом.
— Так, кто тут не переобулся, а?! Так ещё — и не разделась, ты погляди на неё! А ну-ка… Вернулась — обратно. Живо! — Вылетела из кладовой уборщица, но, и заметив таки, а заодно ещё — почти и узнав девушку, с громким стуком опустила полное прозрачной водой серое пластиковое ведро и светло-коричневую же деревянную швабру с тёмно-синей тряпкой на пол. — Стоп! А это — не Карина, случайно? — Сказала-спросила она — уже не себе и у себя, а у охранника, ткнув пальцев в воздухе в спину так и удаляющейся от них, ни разу не притормозив, до конца ещё не веря в происходящее и что ранее же переобувавшаяся и переодевавшаяся — могла вдруг и не по правилам поступить.
— Она самая… — Ответил он ей, ещё и сам не до конца придя в себя — от визита.
— Что она здесь забыла?.. По привычке, что ль? Аль будильник сработал?..
— Кто ж её разберёт: прошла — так ничего и не сказала… Да и не ответила!
*
— Карина?.. Ты — нас собрала? — Удивилась «рыжая» девушка.
— Зачем?.. О чём — ты хотела поговорить? — Продолжила за ней — её «подруга».
…
— Это, что, пушка?! — Отозвался «светловолосый» парень.
— Не делай — этого! «Зачем»?!.. — Подорвался с места — уже и «брюнет».
…
— Останови-и-ись!!! — Кричала «шатенка» — меж выстрелов.
— Сука, хватит!.. Что ты делаешь, Карина?! — Проорал «бритоголовый брюнет».
…
— Прости… Прости меня, пожалуйста! Я не хочу… Не хочу — «умирать»! Отпусти-и! Прошу-у… — Верещала «шатенка» на коленях — у её ног.
— Выпусти — нас!.. Спасите! Помогите!! — Кричали уже и в унисон — все.
*
«Я буду словом боль. Тебе досталось испытай…»: поставив очередную песню из плейлиста «dom» на чёрном плеере на «паузу», Карина вытащила, наконец, свои чёрные же проводные внутриканальные наушники из своих же ушей — свободной правой рукой. Плейлист стоит «на repeat’е» — уже четвёртый день подряд, а так и не надоел! Да — и не отключался… Не убавлялся даже — ни разу! И, намотав
