— А его невеста?
— О, у него была невеста? Он никому это не говорил. Она была с ним?
— Конечно. Она, должно быть, все видела и знает, что случилось. Я прилечу первым же рейсом.
На следующий день я вылетел в Нью-Йорк и там обратился в полицию. Мне сказали следующее: Дэвид действительно выпал из окна отеля. Владелец отеля слышал его крик, но больше ничего — ни спора, ни звуков борьбы. Альма, похоже, покинула его: в комнате не оказалось никаких ее вещей.
Я побывал в Амстердаме и сам видел тот номер. В шкафу все еще висели три костюма Дэвида и стояли две пары туфель. С теми, что были на нем, он взял в пятидневную поездку четыре костюма и три пары туфель. Бедный Дэвид.
Я успел на кремацию и двумя днями позже смотрел, как гроб Дэвида скользит по рельсам за зеленый занавес.
Еще через два дня я вернулся в Беркли. Моя маленькая квартира казалась чужой. Я вернулся не тем человеком, каким приехал сюда год назад. Скоро я начал писать “Ночного сторожа” и опять вести занятия. Как-то вечером я позвонил Хелен Кайон — мне надо было кому-то рассказать обо всем, — и Мередит Полк сказала мне, что Хелен неделю назад вышла замуж за Рекса Лесли. Я опять много пил и спал. Я думал: если переживу этот год, уеду в Мексику и буду валяться на солнце и работать над романом.
И избавлюсь от галлюцинаций. Однажды я проснулся среди ночи; кто-то ходил у меня в кухне. Когда я пошел туда, я увидел у плиты своего брата Дэвида с банкой кофе в руке. “Много спишь, братец, — сказал он. — Налить тебе кофе?” В другой раз, когда я вел семинар по Генри Джеймсу, за одним из столов я увидел не рыжую девушку из моей группы, а опять Дэвида, в рваном костюме и с окровавленным лицом. Он кивал — похоже, ему нравилось, как я говорил о “Женском портрете”.
До отъезда в Мексику я сделал еще одно открытие. Как-то в библиотеке я наткнулся на “Кто есть кто” 0 года. Это был не решающий год, но Альме тогда должно было быть лет девять-десять.
Я нашел там Роберта Моубли.
“МОУБЛИ. РОБЕРТ ОСГУД, художник, г. Новый Орлеан, Луизиана, 23 февраля 9; с. Феликса Мортона и Джессики (Осгуд); окончил Йельский университет в 7; ж. Элис Уитни 27 авг. 6; дети — Шелби Адам, Уитни Осгуд. Выставлялся в Флэглер-гэллери, Нью-Йорк, Уинсон-гэллери, Нью-Йорк; Галери-Флам, Париж; Шлегель, Цюрих; Галериа Эсперанса, Рим. Лауреат “Золотой палитры” в 6 г.” У этого преуспевающего художника было два сына и ни одной дочери. Все, что Альма рассказывала мне — и, очевидно, Дэвиду, — оказалось ложью. Она не имела даже имени. Так я придумал “Рэчел Варни”, темноглазую брюнетку с загадочным прошлым, и понял, что Дэвид и был тем недостающим элементом, которого не хватало в моем романе.
Я провел три недели, описывая все это, и теперь, когда все кончено, я понимаю не больше, чем вначале.
Я уже не думаю, что между тем, что случилось со мной и Дэвидом, и тем, что описано в “Ночном стороже”, нет фактических совпадений. Как и Клуб Чепухи, я уже не уверен ни в чем. Я расскажу им то, что здесь написано. Это будет моя вступительная история с привидениями. Так что я не зря потратил время. К тому же я подготовил базу для нового романа — романа о докторе Заячья лапка. Как-то, еще до приезда сюда, я думал, что опасно воображать себя в атмосфере собственных книг. И вот я побывал в этой атмосфере, снова вернулся в Беркли. Мое воображение оказалось куда более точным, чем я ожидал.
В Милберне произошли разные странные события. Какой-то зверь загрыз несколько коров на соседних фермах, и я слышал в аптеке, что это сделали существа с летающих тарелок. Но что еще хуже — погиб человек, страховой агент по имени Фредди Робинсон. Льюис Бенедикт особенно серьезно относится к этому факту, хотя похоже, что это несчастный случай. С Льюисом тоже происходит что-то неладное: он рассеян и испуган, будто винит себя в смерти Робинсона.
Я тоже испытываю чувство, вернее, ощущение страха. Может, если я внимательнее присмотрюсь к этому городку и его тайнам, я пойму, что погубило Дэвида.
Но самое странное чувство — что я вторгся на территорию собственного романа, но уже без спасительной ограды вымысла. Теперь это не “Сол Мелкин”; это я сам.
Нарцисс плакал, глядя паевое отражение.
“О чем ты плачешь? — спросил его друг.
“Я плачу потому, что мое лицо изменилось”.
“Ты постарел?”
“Нет. Я потерял невинность. Я так долго смотрел на себя в воде, что лишился своей невинности”.
Как Дон отметил в своем дневнике, когда сидел в комнате 17 отеля Арчера и вспоминал Альму Моубли, Фредди Робинсон расстался с жизнью. И как он тоже отметил, были убиты три коровы, принадлежащие фермеру по имени Норберт Клайд. Придя утром в коровник, Клайд увидел что-то так испугавшее его, что он бегом побежал домой и не выходил оттуда несколько часов. Его описания таинственного посетителя в немалой степени повлияли на слухи о летающих тарелках. Уолт Хардести, выслушав историю Клайда, не поверил ей, как известно, у него было свое мнение по этому вопросу. Опыт с Рики Готорном и Сирсом Джеймсом заставил его держать это мнение при себе; наверх он сообщил, что животных загрызли одичавшие собаки. Элмер Скэйлс, услышав о коровах Клайда, поверил в историю с летающими тарелками и три ночи просидел у окна своей комнаты с винтовкой 12-го калибра (“ну-ка, марсианин, погляжу, как ты засветишься, если всадить тебе в пузо хорошую порцию солнца”). Он не мог и представить, что он сделает с этой винтовкой через два месяца. Уолт Хардести не забывал свой визит к Элмеру с Рики и Сирсом. Эти двое явно что-то знают и скрывают вместе со своим другом Льюисом Снобом Бенедиктом. Они знают что-то и про покойного Джона Наркомана Джеффри. Хардести размышлял об этом, сидя в своем кабинете за бутылкой виски. Нет, мистер Рики Рогач-и-Сноб Готорн и мистер Буян-и-Сноб Джеймс явно ведут себя ненормально…
Но Дон не знал и поэтому не записал в журнале, что Милли Шиэн, когда она вернулась из дома Готорнов на Монтгомери-стрит, решила закрыть наружные ставни и вышла из дома (зная, что все равно до них не дотянется). Там она встретила улыбающегося Джона Джеффри.
На нем был тот же костюм, в котором его увезли в морг, и он был бос — шок от того, что он ночью ходит по улице без носков, в первый момент пересилил у нее все остальные чувства. “Милли, — сказал он, — пусть они остаются. Пусть держатся. Я был там, и это ужасно, — его губы двигались не в лад словам, он говорил, как в кино с плохим звуком. — Ужасно, Милли. Так и передай им”. Она упала без чувств, а очнувшись, увидела, что на снегу нет никаких следов, и поняла, что видела призрак. “Вот к чему приводят истории этого Сирса Джеймса”, — сказала она себе, входя в дом.
