Костер тихонько фыркнул и рассыпал пригоршню искр.
— Сейчас я лягу спать, — сказал он своему подсознанию, — и ты поспи. Нам с тобой еще работать и работать.
Ветер, рассыпавший искры в костре, тихонько погладил его лицо.
* * *
— А потом я посреди ночи проснулся, словно что-то под руку толкнуло, и поглядел на хронометр. Пеленг работал, порядок. Только я отклонился градусов на тридцать, ну это ничего, так что я успел как раз к тому моменту, когда портал открылся. Ноги, правда, сбил. Босиком по лесу — не шутка. Теперь я думаю, — он на миг прикрыл глаза, — что вся эта история с зыбучим песком тоже… Понимаете, когда мне было лет десять, я провалился в такой песок. Там, где мы всегда купались… там намывали новый берег, земснаряд намывал, и я… я даже не провалился, просто нога ушла по бедро. Я тут же выбрался. И забыл, но подсознание-то помнит.
— Да, — согласился Молино, — подсознание помнит.
У Молино было совсем непроницаемое лицо. У него самого — такое же? Не очень-то приятно разговаривать с типом, у которого такое лицо.
— Вы нашли следы наркотика? — спросил он.
— Нет.
— Значит, он быстро распался. Надо их забирать, Молино. Срочно.
За плечом Молино дальние крыши таяли в сероватой дымке. Тут никогда не бывает по-настоящему чистого неба. Правда, дышалось в офисе легко, легче, чем на улице, — у Молино был хороший кондиционер. Но все равно какой-то неприятный даже не запах… привкус, что ли…
— Не горячитесь. — У Молино по-прежнему было каменное лицо, но в глазах появилось что-то такое… жалость?
— То есть как это?..
— Они функционируют, да? Все в порядке? Что вам еще нужно? На каком основании мы будем хватать людей и насильно волочь их с насиженных мест, уничтожать плоды их труда?
— Ничего не в порядке. Они сошли с ума. Коллективное безумие. Нельзя тянуть дальше, Молино. Иначе будет как на варианте-восемь.
— Ох уж этот мозг, — Молино смотрел на свои пальцы, — очень тонкая машина. Уж такая тонкая! Цифра — и та не выдерживает переноса. А мы хотим, чтобы наши мозги выдерживали. Как защититься от безумия? Никак. Но если нельзя от него защититься, может, и не надо, а? Может, безумием надо просто управлять?
— Что?..
— Самые простые решения часто оказываются самыми действенными. Немножко гипноза. Немножко того, немножко сего. Если нет внутренних тормозов, надо сконструировать протез. Собирательство, накопление бесполезных вещей — очень древний инстинкт. Древне́е, чем сам человек, Ремус. С внедрением культа реликвий ничего не получилось, но направление было верное. Надо было только убедить людей, что с некими предметами сопряжены некие качества. А дальше они сами выстроили свою систему ограничений, наказаний и поощрений. Это архетипы, Ремус. Думаете, почему так популярны все эти… как вы только что выразились? Ах да, дешевые виртуальные бродилки. Они обращаются к древним архетипам. Амулеты. Обереги. Собирательство. Высшие силы.
— Вы мне ничего не сказали!
— Мне нужен был независимый наблюдатель.
— Сукин вы сын, — горько сказал он.
— Работа такая, — флегматично отозвался Молино.
— Но я дал приказ Захару собираться, сворачивать работу…
— Уверен, он и пальцем не пошевелил. Он наверняка решил, что вы не дошли до портала. Что эти самые высшие силы прекрасным образом с вами разделались. Потому что они, поселенцы, у этих сил под защитой. А вы — нет.
— И он или, скорее, они с Ханной дали мне наркотик?
— Ну какой наркотик, Ремус? — скучно произнес Молино. — Вы вообще когда-нибудь задумывались о том, что инспекторы — тоже люди? У них тоже есть мозг, знаете ли. Ну да, они всегда возвращаются, и в нормальном социуме им легче корректировать свое поведение, но суть дела от этого не меняется.
— Вы хотите сказать…
— Ремус, на самом деле мы очень плохо представляем себе, что конкретно происходит с человеческой психикой при переносе. Но одно известно достоверно: у подвергшихся переносу сильно повышается внушаемость. Вы никогда не задумывались, почему оперативников так быстро переводят на другую работу?
— Нет. И я не заметил за собой никаких…
— Это потому, что вы всегда были тугодумом, Ремус, — с удовольствием сказал Молино.
А ведь Молино меня терпеть не может, подумал он. И всегда терпеть не мог. И как я раньше этого не замечал? Или он скрывал это ради дела, а теперь уже нет нужды? Теперь меня спишут.
Эта мысль почему-то не особенно его расстроила. Тем более его ведь не то чтобы окончательно спишут — никто не уходит отсюда окончательно. Переведут в сектор поддержки, вот и все.
— А где мой камешек? — спросил он неожиданно для себя.
— Что?
— Ну, мой амулет? Мой фальшивый оберег. Он был у меня в кармане.
— Черт, Ремус! Вы бы видели себя, когда ввалились в ворота. Вас раздели и потащили на обработку. Какой еще камешек? И не надо так смотреть на меня, Ремус. Все хорошо. Все, правда, хорошо. Колония уцелела. Она развивается. Ну психи они, и хрен с ним. Еще пара лет, и можно будет повторить опыт.
— Людей не жалко? — спросил он.
— Жалко, — честно ответил Молино. — Потому и стараемся.
* * *
— Пять лет! — горько сказала Соня. — Пять лет ты не казал сюда носа. Прыгал по своим мирам, спасал кого-то. А я что, не человек? Меня что, не надо спасать?
— Успокойся.
— Мне плохо, ясно? И пожаловаться некому! Тебе? Да ты всегда был такой, даже когда маленький был. Отобрал у меня…
— Ты что, не можешь до сих пор простить мне это чертово мороженое?
— А я любила это мороженое! — заорала Соня. Лицо у нее пошло пятнами и стало некрасивым, но она вдруг при этом оказалась удивительно похожа на ту маленькую девочку, которую он помнил. — Я нарочно оставила себе кусочек! На дне вафельной трубочки. Потому что это самое вкусное! А ты просто проходил мимо и выхватил у меня из руки…
— Соня…
— И слопал! Слопал!
— Да я ж тебе купил другое!
— Я не хотела другое, — и она, к его ужасу, расплакалась. — Я хоте-ела это! На дне трубочки!
— Ну что ты… как маленькая!
Она и есть маленькая, подумал он. Это ее внутренний ребенок. Он так и не вырос. Сидит, перепуганный, требует мороженого. Этот ее… как его звали? Мордатый такой. Артур, что ли? Нет, Альфред. Неудивительно, что он смылся. Она не готова к взрослым отношениям. А нежности и любви жаждет, как любой маленький ребенок. Бедная, бедная моя девочка…
Он так и сказал:
— Бедная, бедная моя девочка! Ну не плачь. Давай я тебя поведу в кафе. Нет, не в кафе. В самый роскошный ресторан. Надевай свои брильянты…
— Ты что, дурак?! — сердито сказала она. — Откуда у меня брильянты?!
