Воздух просто кишел жужжащими, жалящими тварями. Теперь, обнаружив их с Джеффи, все насекомые слетелись сюда. Они задевали крыльями ее лицо и волосы, щелкали зубами, подлетая совсем близко. Если бы не Ба, у нее не осталось бы никакой надежды. Он стал прокладывать путь битой, подзадоривая насекомых, провоцируя их нападать на себя, размахивая своим оружием направо и налево, а Сильвия ухватилась за его плечи и шла за ним, поражаясь его невероятной реакции, размаху рук и способности ориентироваться в темноте. Возможно, он наносил удары на звук. Так или иначе, но он сумел проложить им дорогу среди крылатых чудовищ.
Они почти у дома. Еще футов двадцать — и дверь. А что, если она заперта?
Где Алан? Господи, если он снаружи, то в своем инвалидном кресле превратится в беззащитную мишень.
В этот момент один из жуков со свистом промчался мимо ее щеки и вцепился в плечо Ба. Тот тихо застонал от боли, но не остановился и не перестал размахивать битой, расчищая путь. Преодолев отвращение, Сильвия, которая обеими руками несла Джеффи, высвободила левую руку и старалась пальцами раздавить зубастого жука. Туловище хрустнуло, челюсть разжалась, и по ее руке заструилась холодная жидкость.
Ба обернулся и кивнул в знак благодарности, но в этот момент щупальца, свившись в клубок, схватили его за шею. Он споткнулся, но не потерял равновесия и продолжал двигаться вперед. Вот она, дверь! Наконец-то! Сильвия пыталась оторвать щупальца, вцепившиеся Ба в шею. Если дверь заперта, они обречены на гибель прямо здесь, на крыльце Тоад-Холла.
Но дверь отворилась раньше, чем Ба взялся за ручку. Свет из дома хлынул наружу. Она увидела Алана в инвалидном кресле, распахнувшего перед ними дверь. Неверными шагами они вошли в коридор, и дверь за ними захлопнулась. Ба выронил биту и упал на колени, стараясь оторвать от себя чудовище, сдавившее ему горло щупальцами. Сильвия отпустила Джеффи, собираясь помочь Ба, но подъехавший в кресле Алан опередил ее.
— Ба, опустите руки, — попросил он, и когда тот выполнил его просьбу, Алан занес руку над головой.
В руке у него была бита. Размахнувшись, он ударил по «пирату», сделав надрез вдоль всего туловища и распоров брюхо. Щупальца разжались, и Ба смог оторвать насекомое и швырнуть на пол. Оно все еще пыталось добраться до Джеффи, передвигаясь ползком по мраморному полу, пока Алан не наехал на него. Он сделал это дважды, и насекомое замерло.
Джеффи рыдал, стоя у Сильвии за спиной. Фемус, неизвестно как выбравшийся из подвала, зашелся в надрывном лае.
Ба поднялся на ноги. На его шее зияла рана, изодранная в лохмотья одежда была в крови. Он подошел к Сильвии, задыхаясь и покачиваясь от усталости.
— С вами и мальчиком все в порядке, миссис?
— Да, Ба. Но только благодаря вам. Вы нуждаетесь в срочной медицинской помощи.
— Пойду умоюсь, — сказал он и направился в ванную комнату.
Сильвия перевела взгляд на Алана. У него по щекам текли слезы. Губы дрожали.
— Я уже думал, вас нет в живых, — сказал он. — Я знал, что вы там, что вам нужна помощь, но ничего не мог сделать. — Он потрогал свои ноги. — Черт бы их побрал, от них никакой пользы!
Сильвия снова взяла Джеффи на руки, подошла к Алану и устроилась у него на коленях, посадив Джеффи к себе. Алан обнял их. Джеффи снова заплакал. Только сейчас, впервые за весь день, Сильвия почувствовала себя в безопасности. В душе ее словно прорвало плотину. Она заплакала навзрыд, так, как не плакала никогда в жизни.
И теперь они плакали втроем.
* * *
Киноафиша:
Кинотеатр под открытым небом Джо Боба:
«Кровавый кошмар в ночи» (1969) Хоуко Интернэшнл
Мауи
Моана пука появилась ближе к вечеру.
Калабати и Моки стояли на ланаи и смотрели, как солнце необычайно рано опускается в Тихий океан. Было всего четверть шестого. В то же время они поглядывали в сторону аэропорта. Никогда еще там не было так многолюдно.
— Посмотри на них, — сказал Моки с ухмылкой, обнимая ее за талию, — они все в панике от того, что день становится короче. Видишь, как резво удирают.
— Мне тоже страшно, — сказала Калабати.
— Не надо поддаваться страху, — ответил он. — Если японские малахини уберутся к себе на остров, а хаолы на континент — желательно в Нью-Йорк, где они провалятся в трещину, образовавшуюся в Центральном парке, это будет замечательно. Тогда нашим островом полностью завладеют гавайцы.
Новость о таинственной дыре на Овечьем Пастбище в Нью-Йорке потрясла Калабати. Она хорошо знала эти места. В свое время у ее брата Кусума была квартира с видом на Центральный парк.
— Я тоже не гавайка.
Он еще крепче обнял ее:
— Гавайка. Во всяком случае, с тех пор, как ты со мной.
Но почему-то его ласка не успокоила Калабати. Еще какое-то время они понаблюдали за аэропортом, потом Моки убрал руку и облокотился об ограду, переведя взгляд с долины на небо.
— Что-то должно произойти. И очень скоро. У тебя нет такого чувства?
Калабати кивнула:
— У меня уже несколько дней такое чувство.
— Что-то, прекрасное!
Прекрасное? Неужели он и в самом деле так думает? С тех пор как ветры задули в другую сторону, ее не покидал страх.
— Нет, совсем не прекрасное. Напротив, что-то ужасное.
Его ухмылка стала жестокой.
— Ужасное для других, но для нас прекрасное. Подожди, скоро сама все увидишь.
Последнее время Калабати просто не знала, как быть с Моки. С прошлой среды, когда рана на его руке зажила, у него появились какие-то странности. К примеру, он каждый день наносил себе рану, желая убедиться, что чудодейственная сила по-прежнему с ним, и рана заживала все быстрее. И всякий раз дикий блеск в его глазах становился все заметнее.
Когда стемнело, Калабати собралась уйти, но Моки схвати ее за руку:
— Подожди. Что это там?
Он смотрел в восточную сторону, на Кахулуи и дальше. Калабати тоже посмотрела в том направлении. Что-то необычное происходило на воде. Она была белого цвета, взболтанная, пузырящаяся. Произошли какие-то гигантские катаклизмы. Чувствуя, как поднимается в ней недоброе предчувствие, Калабати сняла с крючка бинокль и навела на воду.
Сначала она увидела, что вода пенится и бурлит, образуя какие-то немыслимые водовороты. Но постепенно углядела в этом хаосе определенную закономерность и устойчивые формы. Вода теперь завихрялась в одном направлении, против часовой стрелки, вращаясь вокруг центральной точки. Потом этот центр вращения стал уходить под воду, превратившись в подобие огромной пасти, которая все всасывала в себя.