— А я нет, — повысил голос Маврицио, стукнув себя узловатым крупным кулаком в поросшую черным мехом бочкообразную грудь. — Вчера вечером что-то пошло не так. В другой раз я этого допускать не намерен.
— Маврицио! — окликнул Рома направившееся к дверям существо.
— Знаю только единственный способ уладить дело.
— Стой!
Маврицио проигнорировал оклик, потянулся к круглой дверной ручке, повернул, снова съежился в капуцина, шагнул в коридор.
— Не делай ничего...
Дверь хлопнула, Рома поспешно метнулся, открыл, но Маврицио успел скрыться из вида.
Что эта тварь задумала? Будем надеяться, ничего опрометчивого.
На половине второй пинты «Сэма Адамса» Джеку стало получше. Он уже приготовился выкинуть все из головы и вернуться в свой номер, как почувствовал за спиной чье-то присутствие.
Оглянулся и увидел Рому.
— Выяснили что-нибудь в Монро? — полюбопытствовал тот.
Господи Исусе, подумал озадаченный, озабоченный Джек, неужели за мной кто-то следил?
— Откуда вам известно, что я был в Монро?
— Есть у меня там связи, — усмехнулся Рома. — Знаете, город маленький. Когда незнакомец расспрашивает про шестьдесят восьмой год, новость быстро распространяется.
Может, Кэнфилд слышал о его визите и осведомил Рому. Он слегка успокоился. Для маскировки неплохо оказаться предметом ложных сплетен в Монро.
— Тогда вам, наверно, известно и то, что ничего не выяснил.
— Ничего не почувствовали? — не отступал Рома, внимательно на него глядя.
— Почувствовал, что зря время теряю.
— Нет-нет. В атмосфере. Почуяли слабый след чего-то непонятного... Иного?
— Иного? Нет. А в чем дело? Сперва Кэнфилд, теперь вы. Что это вообще такое?
— Внятного объяснения не имеется.
— Ну, спасибо, что просветили.
— Вы, безусловно, и раньше видели нечто, не имеющее рационального объяснения.
— Возможно, — уклончиво бросил Джек, вспоминая скрипучее ржавое затонувшее судно, полное тварей с акульими головами и шкурой цвета кобальта.
— Не «возможно», а точно. Вы играете гораздо более важную роль, чем думаете.
Что-то в тоне Ромы насторожило Джека — что-то недосказанное. К чему он клонит?
— Вы имеете в виду мой случай? — Тут ему вдруг пришло в голову, что Рома единственный не интересуется его легендой. Даже не упомянул ни разу.
— Да, но не тот, о котором вы всем рассказываете. Иной случай: когда Иное оставило на вас отметину.
— Эй, не припутывайте меня к этой белиберде.
— Вы с ней уже прочно связаны.
— Черта с два!
— Бросьте! Откуда у вас на груди шрамы?
По бару словно пронесся арктический ветер, Джек почти слышал, как на нем зашуршала одежда от прохватившего кожу мороза.
— Где вы могли когда-нибудь мою грудь видеть?
— Иное оставило на ней отпечаток, мой друг. Я почуял, что вы с ним соприкасались, в тот миг, как впервые заметил вас в очереди на регистрацию. А подойдя поближе, практически увидел шрамы сквозь рубашку.
Точно так же, как прошлым вечером, Рома поднял три средних пальца, скрючил когтями, махнул наискось в воздухе.
— Вот таким образом, правда?
Джек ничего не сказал. Язык превратился в наждак. Он взглянул на собственную грудь под рубашкой, на собеседника, вспоминая, как зудели шрамы во время обеих поездок в Монро.
Потом к нему вернулся дар речи.
— Надо, пожалуй, как-нибудь подробно это обсудить.
К его изумлению, Рома кивнул:
— Почему не сейчас? — и указал на маленький столик в темном углу. — Согласны?
Джек прихватил со стойки пивную бутылку, пошел за ним следом.
— Вас ранили довольно необычные существа, не так ли? — начал Рома, как только они уселись.
Он не шевельнулся, не проронил ни слова. Никогда ни единой душе не рассказывал историю с ракшасами. Дело касалось ближайших любимых людей, которые старались об этом забыть. Любой прямо к нему непричастный посчитал бы Джека сумасшедшим... вроде какого-нибудь сисупера. Откуда же, черт побери, Рома знает?
Он хлебнул пива, промочив горло.
— Вы их видели?
— Видел? — усмехнулся Рома. — Иное творило их у меня на глазах.
Джек мысленно присвистнул. Точно такой же свихнувшийся, как остальные. Может быть, даже хуже. Знает то, чего знать не вправе.
— Кто вы такой? — спросил он. — И что это за штука — Иное?
— Иное не штука.
— А что? Я не слово имею в виду.
Рома пристально посмотрел на него:
— В самом деле не знаете?
— Чего?
— Ну, не важно. Что касается сути Иного, вряд ли поймете ответ.
— Сделайте снисхождение.
— Что ж, подумаем... Можно назвать его существованием, состоянием, даже иной реальностью.
— Сразу стало гораздо яснее.
— Ну, попробуем по-другому: просто скажем, темный разум, где-то совершающееся бытие, которое...
— Где?
— Где-то... где-то в ином месте. Везде и нигде. Забудем на минуту о местоположении, сосредоточимся на связи этой силы с человечеством.
— Постойте, постойте, постойте. И так меня на шаг обгоняете, теперь еще один собираетесь сделать.
— Почему на шаг обгоняю?
— Что это за «темный разум»? Сатана, Кали[34], какая-нибудь недотыкомка?
— Возможно, все вместе, возможно, никто. Почему вы считаете, что у него его имя? Это не просто какой-нибудь глупый бог. Если на то пошло, скорее антибог.
— Вроде Антихриста Олив?
Рома удрученно вздохнул:
— Нет. Забудьте христианскую мифологию, эсхатологические бредни Олив, любую религию, о которой вообще когда-нибудь слышали. Под антибогом я имею в виду противоположный полюс всякому понятию о «боге». Иному в принципе не нужны верующие, не требуется никакая религия. У него нет названия, и оно не желает его получать.
— Что же это такое?
— Непостижимая сущность, колоссальная невообразимая хаотичная сила, не нуждающаяся в определении. Фактически можно сказать, что она отвергает любое название. Не желает, чтоб мы ее знали.
— Если такая могучая, то чего беспокоиться? Кто когда-нибудь слышал о боге, которому верующие не нужны?
— Перестаньте, пожалуйста, толковать о «боге». Сами себя сбиваете с толку.
— Ладно. Почему же оно не нуждается в верующих?
— Потому что хаотично по сути. Как только поверишь, как только признаешь — придашь ему форму. Приобретя очертания, форму, оно утратит силу. Получив признание, определение, хуже того — горстку верящих почитателей, прекратит взаимодействие с этим миром и будет далеко отброшено. Поэтому прикрывается другими верованиями и религиями, выдвигаемыми перед собой.
